Философские и религиозные взгляды толстого. Философия Л

Введение. Страницы

1. Л.Н. Толстой о смысле свободы и необходимости 2-5

2. Что скрыто за вопросом о смысле жизни? 5-8

3. Лев Толстой и его нецерковное христианство. 8-12

4. Философ ли Л.Н.Толстой? 12-22

Заключение.

Список литературы.


Введение

С точки зрения русского писателя и мыслителя Л. Н. Толстого (1828–1910) драматизм человеческого бытия состоит в противоречии между неотвратимостью смерти и присущей человеку жаждой бессмертия. Воплощением этого противоречия является вопрос о смысле жизни – вопрос, который можно выразить так: “Есть ли в моей жизни такой смысл, который не уничтожался бы неизбежно предстоящей мне смертью?”*. Толстой считает, что жизнь человека наполняется смыслом в той мере, в какой он подчиняет ее исполнению воли Бога, а воля Бога дана нам как закон любви, противостоящий закону насилия. Закон любви полней и точней всего развернут в заповедях Христа. Чтобы спасти себя, свою душу, чтобы придать жизни смысл человек должен перестать делать зло, совершать насилие, перестать раз и навсегда и прежде всего тогда, когда он сам становится объектом зла и насилия. Не отвечать злом на зло, не противиться злу насилием – такова основа жизнеучения Льва Николаевича Толстого.

Религии и теме непротивления в той или иной форме посвящено все творчество Толстого после 1878 года. Соответствующие произведения можно подразделить на четыре цикла: исповедальный – “Исповедь” (1879–1881), “В чем моя вера?”(1884); теоретический – “Что такое религия и в чем сущность ее?” (1884), “Царство Божие внутри вас” (1890–1893), “Закон насилия и закон любви” (1908); публицистический – “Не убий” (1900), “Не могу молчать” (1908); художественный – “Смерть Ивана Ильича” (1886), “Крейцерова соната” (1887–1879), “Воскресение” (1889–1899), “Отец Сергий” (1898).

“Л.Н. Толстой о смысле свободы и необходимости”

Лев Николаевич Толстой (1828 - 1910) - гениальный русский писатель - реалист, известный мыслитель, мировоззренческие позиции которого представляют большой интерес для характеристики историко-философского процесса в России XIX - начала ХХ веков. Его наследие - художественные произведения, теоретические труды, публицистические статьи, дневники и письма полные глубоких философских раздумий морального, социального, эстетического характера. Эти раздумья большей частью находятся в органической связи с собственно литературными особенностями художественного наследства писателя и неотделимы от них. В размышления Толстого нашли то или иное, преимущественно идеалистическое, решение философские (как антологические, так и гносеологические) проблемы выявились его симпатии и антипатии, его отношения к различным течениям общественно политической, философской социологической мысли, эстетическим и этическим учениям. В его миросозерцании есть рациональные суждения, не потерявшие своего значения и в наши дни. Вместе с тем воззрения гениального писателя и известного мыслителя, выразителя настроений и чаяний многомиллионного патриархального крестьянства пронизаны кричащими противоречиями, глубокий анализ которых дал В.И.Ленин в своих статьях о Толстом. С одной стороны Толстой наносил тяжёлый удар по догмам православной церкви. С другой стороны он ищет пути обновления религии, высказывает явные идеалистические утверждения. В то же время для Толстого характерно реалистическое восприятие природы и общественной жизни, у него встречаются материалистические суждения. Исходя из позиции метафизики в решении ряда вопросов, допуская, например, существование вечных и неизменных истин, Л.Н. Толстой вместе с тем в своих художественных творениях отражает диалектику материального и духовного. Мастерское изображение Толстым “диалектики души”, подвижность и динамика воззрения многочисленных героев его романов, повестей, рассказов находится в явном противоречии с его метафизическими предрассудками, утверждениями, с присущей ему нечёткостью в вопросе о соотношении материального и идеального.

В области социологии, особенно в истолковании закономерностей общественно-исторического развития, Лев Николаевич утверждает ряд весьма важных и ценных в научном отношении истин. На материалах русской и мировой истории писатель в художественно-наглядной форме показывает движущие силы и определяющие факторы общественно-исторического объективного развития человеческого общества. В своём труде “Философия истории” Толстой рассматривал движение человечества. Он считал, что это движение непрерывно, а следовательно постижение законов этого движения есть цель истории. Но, что бы постигнуть законы непрерывного движения - суммы всех произволов людей, ум человеческий допускает произвольное, непрерывный единицы. Это достигается двумя приёмами. Первый приём состоит в том, что бы взяв произвольный ряд непрерывных событий, рассматривать его отдельно от других, тогда как не может быть началом никакого события, так как оно непрерывно вытекает из другого. Второй в том, что бы рассматривать действия одного человека (царя), как сумму произволов людей, тогда как сумма произволов людских никогда не выражается в деятельности одного лица. Но для изучения законов истории нужно изменить совершенно наблюдения предмет, оставить в покое царей и полководцев, а изучать однородные, бесконечно малые элементы, которые руководят массами. Предметом истории всегда была жизнь народов и человечества. Но историки разделились на старых (древних) и новых. Решались вопросы о воле людей и о том, чем она управлялась. Для древних вопросы эти разрешались верою в непосредственное участие божества в делах человечества. Новая история это отвергала. Она отвергала теорию, но следовала ей на практике. Вместо прежних угодных божеству целей народов: греческого, римского, которые представлялись целями движения человечества, новая история поставила своей целью благо французского, германского, английского и в самом высшем отвлечении, цели блага цивилизации всего человечества, под которым разумеются обыкновенные народы, занимающие маленький северо-западный уголок большого материка. Новая история отвергла верования древних, но пришла к ним другим путём:

1. Что народы руководятся единичными людьми;

2. Что существует известная цель, к которой движутся народы и человечество.

Но Толстой считает, что соединить эти две истории невозможно. Но если соединить обе истории вместе, как то и делают новейшие историки, то это будет история монархов и писателей, а не история жизни народов.

По мнению Толстого, важнейшую роль в истории играют свобода и необходимость. Это философские категории, выражающие взаимоотношение между деятельностью людей и объективными законами природы и общества. Свобода это способность человека действовать в соответствии со своими интересами и целями, опираясь на опознание объективной необходимости. Необходимость это то, что не может в данных условиях не произойти, что обязательно должно произойти. Это также развитие явлений, которое с неизбежностью вытекает из внутренних существенных взаимосвязей, взаимоотношений и взаимодействий этих явлений. Соотношение свободы и необходимости всегда меняется, то есть религия, здравый смысл, человечество, наука права и сама история одинаково понимают это отношение между необходимостью и свободой. Все без исключения случаи в которых увеличивается или уменьшается наше представление о свободе и необходимости имеют только 3 основания:

1) Отношение человека, совершившего поступок к внешнему миру. Если рассматривать одного человека, а на него действуют какие либо предметы, то свобода уменьшается, а необходимость увеличивается.

2) Ко времени. Это есть то основание в следствие которого жизнь и деятельность людей живших века тому назад, связанная со мною во времени, не может представляться мне столь свободною, как жизнь современная, последствия которой мне ещё не известны. Рассуждение о свободе поступка становятся сомнительными, чем дальше переносится воспоминаниями и вперёд суждениями. Свобода людей становится сомнительной, а закон необходимости очевиден.

3) К причинам произведшим поступок. Представления о свободе и необходимости увеличиваются или уменьшаются в зависимости от причин, но как бы не удлиняли и не укорачивали период времени, как бы понятно или непостижимо были бы для нас причины - мы никогда не сможем себе представить не полной свободы, не полной необходимости.

1) Представить себе человека свободным, вне пространства невозможно;

2) Для того, что бы представить его движение свободным, надо представить его в грани настоящего, прошлого и будущего, т.е. вне времени, а это невозможно;

3) Нельзя совершить поступок без причины, так как то, что я хочу совершить поступок без причины и есть причина моего поступка.

Точно так же мы не можем представить человека, его действия без участия свободы и подлежащего только закону необходимости, так как всё равно есть доля свободы.

Всё это ведёт к двум основаниям миросозерцания человека к разуму и сознанию. Разум выражает законы необходимости, а сознание выражает сущность свободы. Свобода, ничем неограниченная, есть сущность жизни в сознании человека. Только при соединении свободы и необходимости есть ясное представление о жизни человека. Толстой считает, что в отыскании причин история должна поставить своей задачей отыскание законов, так как несмотря на отдельные элементы фатализма Толстой правильно решает вопрос о роли народных масс в истории, в создании ими материальных благ и духовных ценностей, справедливо критикует точку зрения тех историков и социологов, которые изображают обладающую властью отдельную личность, как нечто определяющее в историческом действии.

Вообще Толстой пытался постигнуть человека и природу в её единении с человеком. Толстой развинчивает “новую культуру” светский стиль мышления, но зовёт не к традиционной, а к “своей” церкви. Толстой - теоретик единения. Он восстаёт против распада на составляющие, чему подвержена современная наука, общество, культура. Он призывает людей к единственному природному единству. Значение творчества Толстого для развития русской мысли очень велик и не однозначно. Он преодолел секуляризм русской мысли. Секуляризация - это освобождение общественного и индивидуального от влияния религии. Он показал интеллигенции иной путь, но сам не пошёл им. Он не был понят ни последователями, ни современниками.

Что скрыто за вопросом о смысле жизни?

По мнению Толстого человек находится в разногласии, разладе с самим собой. В нем как бы живут два человека – внутренний и внешний, из которых первый недоволен тем, что делает второй, а второй не делает того, чего хочет первый. Эта противоречивость, саморазорванность обнаруживается в разных людях с разной степенью остроты, но она присуща им всем. Противоречивый в себе, раздираемый взаимно отрицающими стремлениями, человек обречен на то, чтобы страдать, быть недовольным собой. Человек постоянно стремится преодолеть себя, стать другим.

Однако мало сказать, что человеку свойственно страдать и быть недовольным. Человек сверх того еще знает, что он страдает, и недоволен собой, он не приемлет своего страдательного положения. Его недовольство и страдания удваиваются: к самим страданиям и недовольству добавляется сознание того, что это плохо. Человек не просто стремится стать другим, устранить все, что порождает страдания и чувство недовольства; он стремится стать свободным от страданий. Человек не просто живет, он хочет еще, чтобы его жизнь имела смысл.

Осуществление своих желаний люди связывают с цивилизацией, изменением внешних форм жизни, природной и социальной среды. Предполагается, что человек может освободиться от страдательного положения с помощью науки, искусств, роста экономики, развития техники, создания уютного быта и т. д. Такой ход мыслей, по преимуществу свойственный привилегированным и образованным слоям общества, заимствовал Л. Н. Толстой и руководствовался им в течение первой половины своей сознательной жизни. Однако как раз личный опыт и наблюдения над людьми своего круга убедили его в том, что этот путь является ложным. Чем выше поднимается человек в своих мирских занятиях и увлечениях, чем несметней богатства, глубже познания, тем сильнее душевное беспокойство, недовольство и страдания, от которых он в этих своих занятиях хотел освободиться. Можно подумать, что если активность и прогресс умножают страдания, то бездеятельность будет способствовать их уменьшению. Такое предположение неверно. Причиной страданий является не сам по себе прогресс, а ожидания, которые с ним связываются, та совершенно неоправданная надежда, будто увеличением скорости поездов, повышением урожайности полей можно добиться чего-то еще сверх того, что человек будет быстрее передвигаться и лучше питаться. С этой точки зрения нет большой разницы, делается ли акцент на активность и прогресс или бездеятельность. Ошибочной является сама установка придать человеческой жизни смысл путем изменения ее внешних форм. Эта установка исходит из убеждения, что внутренний человек зависит от внешнего, что состояние души и сознания человека является следствием его положения в мире и среди людей. Но если бы это было так, то между ними с самого начала не возникло бы конфликта.

Словом, материальный и культурный прогресс означают то, что они означают: материальный и культурный прогресс. Они не затрагивают страданий души. Безусловное доказательство этого Толстой усматривает в том, что прогресс обессмысливается, если рассматривать его в перспективе смерти человека. К чему деньги, власть и т. п., к чему вообще стараться, чего-то добиваться, если все неизбежно оканчивается смертью и забвением. “Можно жить только, покуда пьян жизнью; а как протрезвишься, то нельзя не видеть, что все это – только обман, и глупый обман!”. Трагизм человеческого бытия, по мнению Толстого, хорошо передает восточная (древнеиндийская) басня про путника, застигнутого в степи разъяренным зверем. “Спасаясь от зверя, путник вскакивает в безводный колодезь, но на дне колодца видит дракона, разинувшего пасть, чтобы пожрать его. И несчастный, не смея вылезть, чтобы не погибнуть от разъяренного зверя, не смея и спрыгнуть на дно колодца, чтобы не быть пожранным драконом, ухватывается за ветки растущего в расщелинах колодца дикого куста и держится на нем. Руки его ослабевают, и он чувствует, что скоро должен будет отдаться погибели, с обеих сторон ждущей его, но он все держится, и пока он держится, он оглядывается и видит, что две мыши, одна черная, другая белая, равномерно обходя стволину куста, на котором он висит, подтачивают ее. Вот-вот сам собой обломится и оборвется куст, и он упадет в пасть дракону. Путник видит это и знает, что он неминуемо погибнет; но пока он висит, он ищет вокруг себя и находит на листьях куста капли меда, достает их языком и лижет их”. Белая и черная мышь, день и ночь, неминуемо ведут человека к смерти – и не вообще человека, а каждого из нас, и не где-то и когда-то, а здесь и теперь, “и это не басня, а это истинная, неоспоримая и всякому понятная правда”. И ничто от этого не спасет – ни огромные богатства, ни изысканный вкус, ни обширные знания.

Вывод о бессмысленности жизни, к которому как будто бы подводит опыт и который подтверждается философской мудростью, является с точки зрения Толстого явно противоречивым логически, чтобы можно было с ним согласиться. Как может разум обосновать бессмысленность жизни, если он сам является порождением жизни? У него нет оснований для такого обоснования. Поэтому в самом утверждении, о бессмысленности жизни содержится его собственное опровержение: человек, который пришел к такому выводу, должен был бы прежде всего свести свои собственные счеты с жизнью, и тогда он не мог бы рассуждать о ее бессмысленности, если же он рассуждает о бессмысленности жизни и тем самым продолжает жить жизнью, которая хуже смерти, значит, в действительности она не такая бессмысленная и плохая, как об этом говорится. Далее, вывод о бессмысленности жизни означает, что человек способен ставить цели, которые не может осуществить, и формулировать вопросы, на которые не может ответить. Но разве эти цели и вопросы ставятся не тем же самым человеком? И если у него нет сил реализовать их, то откуда у него взялись силы поставить их? Не менее убедительно возражение Толстого: если жизнь бессмысленна, то как же жили и живут миллионы и миллионы людей, все человечество? И раз они живут, радуются жизни и продолжают жить, значит, они находят в ней какой-то важный смысл? Какой?

Не удовлетворенный отрицательным решением вопроса о смысле жизни, Л. Н. Толстой обратился к духовному опыту простых людей, живущих собственным трудом, опыту народа.

Простые люди хорошо знакомы с вопросом о смысле жизни, в котором для них нет никакой трудности, никакой загадки. Они знают, что надо жить по закону божьему и жить так, чтобы не погубить свою душу. Они знают о своем материальном ничтожестве, но оно их не пугает, ибо остается душа, связанная с Богом. Малообразованность этих людей, отсутствие у них философских и научных познаний не препятствует пониманию истины жизни, скорее наоборот, помогает. Странным образом оказалось, что невежественные, полные предрассудков крестьяне сознают всю глубину вопроса о смысле жизни, они понимают, что их спрашивают о вечном, неумирающем значении их жизни и о том, не боятся ли они предстоящей смерти.

Вслушиваясь в слова простых людей, вглядываясь в их жизнь, Толстой пришел к заключению, что их устами глаголет истина. Они поняли вопрос о смысле жизни глубже, точнее, чем все величайшие мыслители и философы.

Вопрос о смысле жизни есть вопрос о соотношении конечного и бесконечного в ней, то есть о том, имеет ли конечная жизнь вечное, неуничтожимое значение и если да, то в чем оно состоит? Есть ли в ней что-либо бессмертное? Если бы конечная жизнь человека заключала свой смысл в себе, то не было бы самого этого вопроса. “Для решения этого вопроса одинаково недостаточно приравнивать конечное к конечному и бесконечное к бесконечному”, надо выявить отношение одного к другому. Следовательно, вопрос о смысле жизни шире охвата логического знания, он требует выхода за рамки той области, которая подвластна разуму. “Нельзя было искать в разумном знании ответа на мой вопрос”, – пишет Толстой. Приходилось признать, что “у всего живущего человечества есть еще какое-то другое знание, неразумное – вера, дающая возможность жить”.

Наблюдения над жизненным опытом простых людей, которым свойственно осмысленное отношение к собственной жизни при ясном понимании ее ничтожности, и правильно понятая логика самого вопроса о смысле жизни подводят Толстого к одному и тому же выводу о том, что вопрос о смысле жизни есть вопрос веры, а не знания. В философии Толстого понятие веры имеет особое содержание, не совпадающее с традиционным. Это – не осуществление ожидаемого и уверенность в невидимом. “Вера есть сознание человеком такого своего положения в мире, которое обязывает его к известным поступкам”. “Вера есть знание смысла человеческой жизни, вследствие которого человек не уничтожает себя, а живет. Вера есть сила жизни”. Из этих определений становится понятным, что для Толстого жизнь, имеющая смысл, и жизнь, основанная на вере, есть одно и то же.

Понятие веры в толстовском понимании совершенно не связано с непостижимыми тайнами, неправдоподобно чудесными, превращениями и иными предрассудками. Более того, оно вовсе не означает, будто человеческое познание имеет какой-либо иной инструментарий, помимо разума, основанного на опыте и подчиненного строгим законам логики. Характеризуя особенность знания веры, Толстой пишет: “Я не буду искать объяснения всего. Я знаю, что объяснение всего должно скрываться, как начало всего, в бесконечности. Но я хочу понять так, чтобы быть приведенным к неизбежно-необъяснимому, я хочу, чтобы все то, что необъяснимо, было таково не потому, что требования моего ума неправильны (они правильны, и вне их я ничего понять не могу), но потому, что я вижу пределы своего ума. Я хочу понять так, чтобы всякое необъяснимое положение представлялось мне как необходимость разума же, а не как обязательство поверить”. Толстой не признавал бездоказательного знания. Он не принимал ничего на веру, кроме самой веры. Вера как сила жизни выходит за пределы компетенции разума. В этом смысле понятие веры есть проявление честности разума, который не хочет брать на себя больше того, что может.

Из такого понимания веры вытекает, что за вопросом о смысле жизни скрыто сомнение и смятение. Смысл жизни становится вопросом тогда, когда жизнь лишается смысла. “Я понял, – пишет Толстой, – что для того, чтобы понять смысл жизни, надо прежде всего, чтобы жизнь была не бессмысленна и зла, а потом уже – разум для того, чтобы понять ее”. Растерянное вопрошание о том, ради чего жить, – верный признак того, что жизнь является неправильной. Из произведений написанных Толстым вытекает один-единственный вывод: смысл жизни не может заключаться в том, что умирает вместе со смертью человека. Это значит: он не может заключаться в жизни для себя, как и в жизни для других людей, ибо и они умирают, как и в жизни для человечества, ибо и оно не вечно. “Жизнь для себя не может иметь никакого смысла... Чтобы жить разумно, надо жить так, чтобы смерть не могла разрушить жизни”.

ЛЕВ ТОЛСТОЙ И ЕГО НЕЦЕРКОВНОЕ ХРИСТИАНСТВО

Толстой -- это великий мастер художественного слова и великий мыслитель. Вся его жизнь, его сердце и разум были заняты одним жгучим вопросом, который в той или иной степени наложил свой болезненный отпечаток на все его сочинения. Мы чувствуем его омрачающее присутствие в "Истории моего детства", в "Войне и мире", в "Анне Карениной", пока он окончательно не поглотил его в последние годы его жизни, когда были созданы такие работа, как "Моя вера", "В чем моя вера?", "Что же делать?", "О жизни" и "Крейцерова соната". Тот же самый вопрос горит в сердцах многих людей, особенно среди теософов; это поистине -- вопрос самой жизни. "В чем смысл, цель человеческой жизни? Каков конечный исход неестественной, извращенной и лживой жизни нашей цивилизации, такой, какая навязана каждому из нас в отдельности? Что мы должны делать, чтобы быть счастливыми, постоянно счастливыми? Как избежать нам кошмара неизбежной смерти?" На эти вечно стоящие вопросы Толстой не дал ответа в своих ранних сочинениях, потому что он сам не нашел его. Но он не мог прекратить бороться, как это сделали миллионы других, более слабых или трусливых натур, не дав ответа, который по крайней мере удовлетворил бы его собственное сердце и разум; и в пяти вышеназванных работах содержится такой ответ. Это ответ, которым на самом деле не может удовольствоваться теософ в той форме, в какой его дает Толстой, но в его главной, основополагающей, насущной мысли мы можем найти новый свет, свежую надежду и сильное утешение. Однако для того, чтобы понять ее, мы должны вкратце проследить тот путь, посредством которого Толстой достиг того мира, который был им найден; ибо пока мы не сможем почувствовать так же, как и понять те внутренние процессы, которые привели его к этому, его решение, подобно любому другому решению жизненной проблемы, останется мертвой буквой, чисто интеллектуальной словесной концепцией, в которой полностью отсутствует жизненная сила; простой спекуляцией, лишенной живой истины и энтузиазма.

Подобно всем думающим мужчинам и женщинам нашего времени, Толстой утратил веру в религию в детстве; ибо такая утрата детской веры -- неизбежная в жизни каждого человека -- не является, как правило, результатом глубокого размышления; это скорее естественное следствие нашей культуры и нашего общего жизненного опыта. Он сам говорит, что его вера исчезла, и он не знает, как. Но его юношеское устремление к этическому усовершенствованию, продолжало сохраняться еще около десяти лет, постепенно забываясь, и в конце концов совершенно исчезло. Видя вокруг себя торжествующие амбиции, любовь к власти, эгоизм и чувственность; видя презрение и насмешливое отношение ко всему тому, что называется добродетелью, добротой, чистотой и альтруизмом, и не способный иметь ни ощущения внутреннего счастья и наполненности, ни внешнего успеха, Толстой шел по пути, которым движется мир, поступая так, как он видит поступают другие, принимая участие во всех порочных и низменных поступках "благопристойного мира". Далее он обращается к литературе, становится великим мастером слова, наиболее преуспевающим писателем, пытаясь, как он сам рассказывает, скрыть от себя свое собственное невежество, поучая других. В течение нескольких лет он продолжал совершать такое подавление своей внутренней неудовлетворенности, но перед ним все более часто, все более мучительно вставал этот вопрос: Для чего я живу? Что я знаю? И с каждым днем он все яснее видел, что он не может дать на него ответ. Ему было пятьдесят лет, когда его отчаяние достигло наивысшей точки. Находясь на вершине своей славы, счастливый муж и отец, автор многих прекрасных сочинений, наполненных глубочайшим знанием людей и жизненной мудрости, Толстой осознает невозможность дальнейшего продолжения жизни. "Человек не может вообразить себе жизнь без желания благополучия. Желать и приближать это благополучие -- это и есть жизнь. Человек исследует в жизни только то, что он может в ней улучшить". Наша наука, напротив, изучает только тени вещей, а не их истинную сущность; и находясь в заблуждении, что это второстепенное и неважное является существенным, наука искажает идею жизни и забывает о своем истинном предназначении, состоящем в проникновении именно в эту тайну, а не в изучении того, что сегодня открывается, а завтра -- забывается.

Философия говорит нам: "Вы являетесь частью человечества, поэтому вы должны со-участвовать в развитии человечества и в реализации его идеалов; цель твоей жизни совпадает с целью жизни всех других людей". Но как это может помочь мне узнать, что я живу для того же, для чего живет и все человечество, если мне не сказали, что это такое, для чего должно жить человечество? Почему существует мир? В чем состоит результат того, что мир существует и будет существовать? Философия не дает ответа.

Скептицизм, нигилизм, отчаяние -- в эту сторону уводят подобные мысли думающего человека, если он ищет последнее слово Мудрости в науке и философии различных школ. Таково, также, реальное, внутреннее, ментальное состояние, в котором находятся многие люди как внутри, так и вне Теософского общества.

По отношению к этой проблеме жизни Толстой разделяет людей в целом на четыре класса:

Некоторые, обладающие слабым и незрелым интеллектом, счастливо живут в своем невежестве -- для них проблема жизни, как таковая, не существует.

Другие достаточно осознают и понимают эту проблему, но намеренно отворачиваются от нее, поддерживаемые благоприятными внешними обстоятельствами, позволяющими им пройти по жизни как бы в состоянии опьянения.

Третью группу составляют те люди, которые знают, что смерть лучше, чем жизнь, прошедшая в заблуждении и невежестве; но они продолжают жить, потому что они не имеют достаточной силы для того, чтобы положить внезапный конец этому обману -- жизни.

Наконец, существуют сильные и стойкие натуры, которые осознают весь идиотизм этого фарса, который разыгрывается с ними, и одним ударом кладут конец этой глупой игре.

"Я ничего не мог бы сделать",-- говорит он,-- "только думать, думать о том ужасном положении, в котором я находился... Мое внутреннее состояние в это время, которое вплотную привело меня к самоубийству, было таково, что все, что я сделал до тех пор, все, что я все же смог бы сделать, казалось мне глупым и дурным. Даже то, что было для меня наиболее дорого в этой жизни, что столь долго уводило и отвлекало меня от жестокой реальности -- моя семья и мое творчество -- даже это утратило для меня всякую ценность".

Он наконец выбрался из этой пропасти отчаяния. "Жизнь -- это все,-- заключил он,-- я, сам мой разум является созданием этой всеобщей жизни. Но в то же самое время Разум -- это создатель и последний судья человеческой жизни, присущий ей самой. Каким же образом тогда разум может отрицать смысл последней, не отрицая самого себя и не называя себя лишенным смысла? Следовательно, я могу назвать жизнь бессмысленной лишь потому, что я не познал ее смысл". Убежденный в том, что у Жизни есть смысл, Толстой ищет его среди тех, кто действительно живет -- среди людей. Но здесь он снова встречается с разочарованием, горчайшим изо всех, поскольку именно здесь была его последняя надежда. Ибо среди людей он обнаружил единственное решение проблемы жизни, которое покоилось на представлении о вселенной, противоположном разуму, и основывалось на слепой вере, которую он так давно отбросил в сторону.

"Я подверг,-- рассказывает он,-- дополнительной проверке представления моего разума и обнаружил, что Разум в недостаточной степени отвечает на мои вопросы, поскольку он не рассматривает концепцию Бесконечного (Беспричинного, Вневременного и Внепространственного), потому что он объясняет мою жизнь, проходящую во времени, пространстве и причинной обусловленности, опять-таки в терминах времени, пространства и причинности: такое объяснение на самом деле является логически корректным, но только лишь в терминах тех же самых компонентов, то есть, оставляя исходное и конечное основание жизни -- единственное, что нас волнует и интересует -- необъясненным. Религия, напротив, делает прямо противоположное: она не признает логики, но знает концепцию Бесконечного, с которой соотносит все сущее и, в некоторой степени, дает правильные ответы. Религия говорит: Ты должен жить согласно закону Божиему; результатом твоей жизни будет или вечное мучение, или вечное блаженство; смысл твоей жизни, которая не уничтожается после смерти, состоит в соединении с Бесконечным Божеством.... Концепция Бесконечного Божества, божественности Души, зависимости человеческих поступков от Бога -- таковы представления, которые зародились в сокровенной глубине человеческой мысли, и без которых не было бы никакой жизни, и я также не смог бы существовать".

"Но что же такое Бог? На какой последовательности мыслей основывается вера в его существование и в зависимость человека от него? Если я есть",-- рассуждает Толстой,-- "тогда должен быть смысл моего бытия, и смысл для такого основания, и некий первичный смысл, и это и есть Бог. Я чувствую успокоение; мои сомнения и сознание своего сиротства в жизни исчезли. Но когда я спрашиваю себя: что есть Бог? Что я должен делать по отношению к нему? -- Я обнаруживаю лишь банальные ответы, которые снова разрушают мою веру... Но я имею в себе концепцию Бога, сам факт и необходимость такой концепции,-- и никто не может лишить меня этого. Однако, откуда же эта концепция? Откуда же ее необходимость? Эта необходимость является самим Богом. И я снова чувствую радость. Все вокруг меня живет и имеет свой смысл. Представление о Боге -- это поистине не сам Бог; но необходимость создания этого представления, стремление к познанию Бога, благодаря познанию которого я и живу,-- это и есть Бог, живой и дающий жизнь Бог... Живя в этой мысли, ты действуешь как проявление Бога, и тогда твоя жизнь будет свидетельствовать о существовании Бога".

Толстой вновь обрел веру, "свидетельство невидимых вещей", и его религиозная вера выражалась в течение трех лет его жизни в полном соответствии с наиболее строгими предписаниями православной церкви. Но в конце концов, обнаружив, что церковь и все христианское общество в целом поступает прямо противоположно его главным представлениям об истинной Религии, он оторвался от православия и захотел понять, в чем состоит для него Истина в Религии, путем изучения Нового Завета.

Но прежде чем обсуждать те заключения, к которым он пришел, рассмотрим сначала фундаментальную позицию Толстого с теософской точки зрения. Его аргумент о существовании Бесконечного Бога как необходимого "первоначального основания" человеческого разума, полностью совпадает с аргументами теософов о существовании Космического или Универсального Разума, и как аргумент, он не доказывает ничего сверх того. Зараженный западной привычкой к чувственности, он приписывает Универсальному Разуму антропоморфные черты, которыми последний не может обладать, и, таким образом, сеет семена неестественности и приводит к выводам о тех практических действиях, к которым он пришел впоследствии. В главном он прав; но в попытке удовлетворить требования своей эмоциональной натуры, он впадает в квази-антропоморфизм. Однако, для нас более важно обратить внимание на ту горькую картину, на которой он рисует те ментальные страдания, которые сегодня мучают каждого честного и искреннего мыслителя, и на то, что он указывает путь, единственный путь, на котором возможно спасение. Ибо, исходя из его основной концепции, мы приходим, при тщательном и внимательном рассуждении, к фундаментальным представлениям теософского учения, как мы это увидим впоследствии.

Философ ли Л.Н.Толстой?

Конечно, Л.Н.Толстой не является философом в профессиональном академическом смысле, но он истинный философ в изначальном смысле философии как любви к мудрости.

Толстой как писатель был принят сразу. Уже первая его повесть, “Детство”, была оценена высоко, и ему было предсказано большое литературное будущее. Слава его в литературной среде и у читателей с годами все более росла. Он стал классиком при жизни. Все сходились во мнении, что Толстой - писатель великий.

Иным было отношение к Толстому-философу. Правый лагерь его философию не только не принимал и отвергал - он ее преследовал. Его сочинения с философским содержанием, как правило, в России не пропускались цензурой, не публиковались и искали путь к соотечественникам через зарубежные издания, а также при помощи списка, пишущей машинки, гектографа. Некоторые из них сделала более доступными первая русская революция, другие оставались под запретом вплоть до 1917 г. За распространение и даже хранение их можно было поплатиться арестом, судом, тюрьмой, каторгой. В правой печати против идей Толстого велась шумная пропагандистская кампания, нередко сопровождаемая грубой бранью. В адрес Толстого шли письма, авторы которых за несогласие его с существующими социальными порядками и православием угрожали ему расправой. В 1901 г. Толстой был отлучен от церкви.

Однако философия его не вызывала сочувствия и слева. В обстановке революционных и предреволюционных ситуаций начала XX в. казались весьма сомнительными и совсем несвоевременными идеи Толстого о непротивлении, всеобщей любви и т.п. Систему его воззрений В.И.Ленин считал утопичной и реакционной “в самом точном и в самом глубоком значении этого слова”. Ленин находил в его учении проповедь “новой, очищенной” религии, культивирование “самой утонченной” поповщины. Согласно Г.В.Плеханову, Толстой вообще был “крайне слабым мыслителем”. Плеханов утверждал, что он “остался в стороне от нашего освободительного движения”, что его идеология “идет вразрез со всеми прогрессивными стремлениями нашего века”. Выступления Ленина и Плеханова не остались, разумеется, без последствий для историографии, имевшей отношение к толстовскому наследию.

Философия Толстого оказалась между двух огней.

Не содействовали распространению идей Толстого также некоторые из тех, кто считал себя наиболее последовательными его приверженцами. Были такие, которые опрощение, проповедуемое учителем, доводили до того, что переставали стричься и ходили голыми (у толстовцев появилось особое течение - голисты). Доброе отношение к животным сопровождалось отказом от употребления мяса, молока, шерсти, кожи. Так называемые ручники (все производство осуществлявшие исключительно собственными руками) не использовали лошадей при перевозках и на пахоте. Нашлись и такие, которые отвергали военную службу даже во времена фашистского нашествия.

В последние 7-8 десятилетий не было каких-либо запретов на философские сочинения Толстого. Все они опубликованы в 90-томном полном собрании его сочинений. Но тираж их невелик, собрание это имеется лишь в крупных библиотеках, тома его на дом не выдаются. Читают эти философские произведения немногие. Обращаются к ним преимущественно те, кто специально занимается творчеством Толстого. В общем, философия Толстого осталась невостребованной.

Справедливо ли это?

Сам Толстой считал, что его философское творчество не менее значимо, чем художественное.

Интерес к философии пробудился у него рано. Во второй части трилогии, “Отрочестве”, как и в других ее частях, получили отражение события и размышления, имеющие автобиографический характер. Толстой вспоминал здесь, что где-то к 14-16-ти годам “все отвлеченные вопросы о назначении человека, о будущей жизни, о бессмертии души уже представились мне; и детский слабый ум мой со всем жаром неопытности старался уяснить те вопросы, предложение которых составляет высшую ступень, до которой может достигать ум человека, но разрешение которых не дано ему”. Задолго до Ф.Мюллера и Э.Геккеля, сформулировавших биогенетический закон, согласно которому индивидуальное развитие организма (онтогенез) в самом общем виде повторяет эволюционный путь, пройденный предками (филогенез), и предваряя последователей биогенетического закона, распространивших его на сферу сознания, Толстой высказывал аналогичные соображения в этой части своей трилогии, над которой он работал в 1852-1854 гг.: “Мне кажется, что ум человеческий в каждом отдельном лице проходит в своем развитии по тому же пути, по которому он развивается и в целых поколениях, что мысли, служившие основанием различных философских теорий, составляют нераздельные части ума; но что каждый человек более или менее ясно сознавал их еще прежде, чем знал о существовании философских теорий” (2, с. 56). За свои пристрастия размышлять над отвлеченными вопросами Толстой в те годы, о которых он рассказывает, в кругу своих близких и знакомых получил прозвище “философ”.

Во время учебы в Казанском университете он занимается философией уже профессионально. Толстой изучает здесь философию права, берет для разработки тему - сопоставление “Духа законов” Ш.Л.Монтескье и “Наказа” Екатерины II. Работа, которая осуществлялась в марте 1847 г., привела его к выводу, что идеями французского мыслителя императрица пользуется для прикрытия и оправдания государственного деспотизма.

Производя исследование, Толстой убеждается в том, что занятия философией трудно сочетать с тем уровнем, на котором она находится в учебных программах. В апреле 1847 г. он увольняется из университета с тем, чтобы работать самостоятельно. Впоследствии он постоянно противопоставлял собственную философию казенной, “профессорской”. Философского же творчества он никогда не оставлял. В 1861 г., когда его литературная деятельность шла к своему зениту, он так характеризует свой режим: “Каждое утро философское, вечер - художественное” (48, с. 82).

В 1863-1869 гг. Толстой создает свое величайшее произведение, публиковавшееся сначала частями, а затем полностью, роман “Войну и мир”. Это работа не только художника, но и мыслителя, философа. По структуре своей произведение это - единственное в своем роде. Тексты, созданные беллетристом и философом, чередуются между собой, образуют чересполосицу. Автор время от времени прерывает свой рассказ, чтобы порассуждать о причинах исторических событий, роли в них государственных деятелей и народных масс, о значении власти, высказать свое мнение о различных философско-исторических концепциях, созданных на сей счет, поднять вопрос о свободе и необходимости.

В издании 1873 г. Толстой, возможно, учитывая советы некоторых критиков, в частности Н.Н.Страхова, снял часть этих рассуждений, а из другой их части образовал особый трактат, ставший приложением к роману. В 1886 г. все эти философские фрагменты возвращаются на свои прежние места и впоследствии уже никогда не покидают их. В самом деле: взятые отдельно, не подкрепленные эмпирическим материалом, они воспринимаются несколько отвлеченно, абстрактно, а повествование, в свою очередь, лишается теоретических обобщений, позволяющих глубже вникнуть в суть развертывающегося действия. Собственно говоря, “Война и мир” - целостный философский роман, повествующий о происходящем то в образной, то в понятийной форме.

С конца 70-х - начала 80-х гг. философия становится для Толстого уже главным делом, хотя он, естественно, не оставляет и литературы. Его теперь, как об этом свидетельствует он сам, “больше всего занимает философия” (53, с. 232).

Таким образом, один из наиболее сильных умов человечества трудился в философской сфере более 60-ти лет.

Толстым написана целая серия философских монографий. Они фундаментальны и по содержанию, и по объему. От книги к книге он логически разрабатывает систему своих воззрений, вовлекает в орбиту рассмотрения новые пласты социальной действительности и общественного сознания, проверяет прежде высказанные соображения на материале, который осваивается вновь.

Толстой написал множество статей на философские темы, в которых или предварял монографическое освещение проблемы, или разъяснял и комментировал положения, высказанные ранее. Большое значение он придавал также дневнику, записным книжкам. Они предназначены не только для личного пользования. Многие тексты, в том числе философского характера, создавались для их последующей публикации. Еще при жизни Толстого из его дневников делались выписки, которыми пользовались лица, занимавшиеся распространением его воззрений. Интерес представляют и письма Толстого, содержащие его философские мнения или прямо адресованные философам. Философично в значительной своей части и его литературное творчество. Помимо суждений о сущности жизни, предназначении человека, ходе истории, выраженных в художественной форме, произведения его (не только “Война и мир”) содержат немало философем - в виде афоризмов, вставных фрагментов.

Летом 1881 г. Толстой завершил свою “Исповедь”, которая и положила начало его книгам, посвященным вопросам мировоззрения, философии, этики, эстетики, политики. Он писал в ней, что жизнь привилегированного круга опротивела ему, потеряла для него всякий смысл. Действия же трудящегося народа представились ему единым настоящим делом. Эта принципиальная установка и предопределила взгляды его по всем другим вопросам. Толстой говорил в связи с этим о пережитом им перевороте. Это не означает, однако, что он совершенно иначе стал смотреть на окружающий его социальный мир, оценивать его. Разрывы с прежней системой взглядов и обретения иной известны истории, в том числе русской. Ничего подобного с Толстым в конце 70-х - начале 80-х гг. не произошло. Говоря в “Исповеди” о совершившемся в нем перевороте, он подчеркивал, что переворот этот давно готовился и что задатки его всегда были ему свойственны. Переворот сводился не к отрицанию и разрыву, не к смене одного качества другим, а к переходу количественных накоплений в качественное состояние, неоформленного в оформленное, организации разрозненных и недостаточно выношенных идей в тщательно разработанную систему. Воззрения Толстого не распадаются на такие периоды, которые противоречили бы один другому. Время работало на один и тот же комплекс идей, усиливая его, а не на разные.

Еще в детстве и отрочестве будущий писатель и мыслитель сумел оценить трудовые навыки крестьян, их образный язык, народную песню. Толстой говорил позже, что русский мужик стал его “самой юной любовью”. Уже в ранних рассказах о деревне симпатии автора - неизменно на стороне крестьянина, а не помещика. В 1861-1862 гг., в период осуществления реформы, отменявшей крепостное право, Толстой являлся мировым посредником. К этому времени его репутация как человека, держащего сторону крестьян, утвердилась настолько, что это едва не помешало ему вступить в должность. Действия же его как посредника подтвердили худшие опасения владельцев окрестных имений. Обзор документальных материалов, связанных с разбором Толстым тяжб, которые возникали между помещиками и крестьянами, позволяет считать его “истинным народным заступником от грубого произвола помещиков и полицейских чинов”. И чем более проникался Толстой народными интересами, тем более убеждался в том, что хотя социальные условия, в которых находится крестьянин, крайне тяжелы, он умеет жить, трудиться, переносить несчастья, а когда приходит срок - достойно умирать.

Такой краеугольный камень толстовского учения, как неприятие насилия, также был заложен очень рано. В “Отрочестве” описаны его отношения с гувернером, склонным внести насилие в процесс воспитания, что привело к бурной сцене. “Едва ли этот случай, - считал Толстой, - не был причиной того ужаса и отвращения перед всякого рода насилием, которые я испытывал всю свою жизнь” (34, с. 396).

Представление о том, сколь рано зародился у Толстого религиозный скептицизм, также можно составить на основании того, что об этом рассказано им самим. Из “Отрочества” мы узнаем, что “первый шаг” на пути религиозных сомнений был сделан им в 14-летнем возрасте. Когда перед ним встали общие жизненные вопросы, стало выясняться, что религия не вписывается в его теоретические рассуждения. В “Исповеди” Толстой писал: “Я был крещен и воспитан в православной христианской вере. Меня учили ей и с детства, и во все время моего отрочества и юности. Но когда я 18-ти лет вышел со второго курса университета, я не верил уже ни во что из того, чему меня учили.

Судя по некоторым воспоминаниям, я никогда и не верил серьезно, а имел только доверие к тому, чему меня учили, и к тому, что исповедывали передо мной большие; но доверие это было очень шатко” (23, с. 1).

В дальнейшем, в процессе религиоведческих исследований, Толстой подвергал все более обстоятельному критическому рассмотрению основные догматы христианства, его конфессиональной разновидности - православия. Он приходил к заключению, что различные исторические религии, включая православную, не что иное, как суеверия. Правда, сам Толстой утверждал, что он отходит от церкви, чтобы лучше служить богу, а от извращенного христианства отказывается во имя истинного. Но под истинным христианством он понимал сумму нравственных заповедей, свойственных и другим религиям, и признавал не того бога, которых сотворил мир, а такого, который живет в сознании людей. Он полагал, что знать бога и нравственно жить - одно и то же.

Отвергая религии, известные истории, Толстой стремился поставить на их место свою собственную, синонимом которой являлась нравственность. Употребление понятия “религия” не в том значении, которое общепризнанно и общеупотребительно, создавало, конечно, предпосылки для недоразумений и фальсификаций. Толстой “религиозен” подобно Л.Фейербаху, Э.Геккелю, А.Эйнштейну или А.В.Луначарскому, также не отказывавшимся от самого термина “религия”, но дававшим ему произвольное толкование, вкладывавшим в него иной, отличный от принятого, смысл.

Работа, имеющая отношение к философии, велась Толстым целеустремленно, без каких-либо особых зигзагов. Он отдавал ей не только много времени, но и сил.

Так, противопоставляя свои взгляды традиционному христианству, Толстой, как говорит об этом он сам, “долго трудился”, “выучил богословие, как хороший семинарист” (23, с. 62). Изучив различные катехизисы, послания восточных патриархов, он обратился к сочинениям Петра Могилы, Иоанна Дамаскина, современного ему русского богослова Макария (М.П.Булгакова)... Исследуя “Библию”, он пользовался еврейскими, греческими и латинскими текстами, равно как немецкими, французскими, английскими и русскими переводами, выявлял разночтения, делал новые переводы. Чтобы составить себе полное представление о православии, он встречался с Макарием, другими теологами, посещал Троице-Сергиеву и Киево-Печерскую лавры, Оптину пустынь, беседовал с монахами.

Даже создание книги по эстетике, предмету ему наиболее близкому (“Что такое искусство?”), потребовало от него 15-ти лет труда и поиска, размышлений, бесед с писателями, музыкантами, художниками и критиками, проб пера по некоторым частным аспектам темы.

Его сочинения, в которых поднимались проблемы философии, как это и вообще характерно для Толстого, готовились тщательно, неоднократно переделывались на стадии рукописей и набора, так что подготовительные их варианты могут во много раз превосходить текст самой публикации.

За свою долгую жизнь Толстой приобрел огромную философскую эрудицию. Он был знаком со всей философской классикой - от авторов древности до К.Маркса и Ф.Ницше. В ранний период своего философского развития он испытывал сильное влияние Ж.Ж.Руссо. Толстой считал его своим учителем. Он прочел все написанное Руссо, включая его переписку и “Музыкальный словарь”. К творческому наследию Руссо Толстой обращался и позже. В произведениях французского философа его привлекали мысли о равенстве людей, единении человека с природой, критическое отношение к цивилизации, городской жизни. Из мыслителей Запада, помимо Руссо, он особенно выделял И.Канта, А.Шопенгауэра, Б.Спинозу. Л.Фейербаха Толстой находил превосходным, говорил, что он его увлек, советовал перевести на русский язык “Сущность христианства”. Р.Оуэну и П.Ж.Прудону он противопоставлял К.Маркса, подчеркивая, что “Маркс старался найти научные основания для социализма”.

Многих русских философов Толстой знал не только по их произведениям, но и лично. Он поддерживал дружеские отношения с Ю.Ф.Самариным, Н.Н.Страховым, Н.Я.Гротом, был знаком с А.С.Хомяковым, Н.Г.Чернышевским, К.Н.Леонтьевым, В.С.Соловьевым, Н.Ф.Федоровым, П.Д.Юркевичем, Б.Н.Чичериным и др. Но не все они были равнозначны для Толстого. “Никто из русских, - говорил он, - не имел на меня, для моего духовного направления, воспитания такого влияния, как славянофилы, весь их строй мыслей, взгляд на народ: Аксаковы - отец и Константин, Иван - менее, Самарин, Киреевские, Хомяков”. Особенно ценил он сочинения Хомякова. Д.П.Maкoвицкий, секретарь и врач Толстого, один из наиболее близких к нему людей, так передает свои впечатления от беседы с ним о славянофилах: “О славянофилах Л.H. говорил с воодушевлением, с таким уважением, с каким при мне он не говорил ни о ком, кроме как о русском народе”.

Будучи в 1861 г. в Лондоне, Толстой неоднократно посещал А.И.Герцена. Эти встречи навсегда запомнились ему и вынес он из них немало. О Герцене, беседах с ним, прочитанных его произведениях Толстой с теплым чувством вспоминал до последних дней своей жизни. Высоко ставил Толстой, как философа, К.Н.Леонтьева. Родственным по духу мыслителями находил он Ф.М.Достоевского и П.А.Кропоткина, хотя ни с тем, ни с другим не был знаком лично.

Толстой был одним из немногих русских литераторов, которые обратили внимание на творчество народных теоретиков. “За всю мою жизнь, - писал он, - два русских мыслящих человека имели на меня большое нравственное влияние и обогатили мою мысль и уяснили мне мое миросозерцание. Люди эти были не русские поэты, ученые, проповедники, - это были два живущие теперь замечательные человека, оба всю свою жизнь работавшие мужицкую работу, - крестьяне Сютаев и Бондарев” (25, с. 386).

В.К.Сютаев - крестьянин деревни Шевелино Тверской губернии - свои взгляды излагал устно. Он порвал с церковью, порицал собственность и насилие, прославлял братство и любовь. Известность его вышла далеко за пределы деревни, в которой он жил. В октябре 1881 г. Толстой посетил Сютаева в Шевелино, а в январе 1882 г. Сютаев приехал в Москву и остановился в его доме. Бывал он у Толстого и в дальнейшем. С Т.М.Бондаревым, сосланным в Сибирь (в деревню Иудино Енисейской губернии), Толстой не встречался, но читал его рукописное сочинение “Трудолюбие и тунеядство, или Торжество земледельца”. “Основная мысль Бондарева та, - считал Толстой, - что закон этот (закон о том, что человек, чтобы жить, должен работать), признаваемый до сих пор как необходимость, должен быть признан как благой закон жизни, обязательный для каждого человека” (25, с. 466). В 18865 г. Толстой вступил с Бондаревым в переписку, которая продолжалась вплоть до смерти последнего в 1898 г.

Хамовники и особенно Ясная Поляна стали своеобразными центрами русской культуры, в том числе - философской, местами паломничества к Толстому. В Ясной Поляне наряду с философами старшего поколения Толстого посещали и философы новой формации - Д.C.Мережковский, В.В.Розанов, Л.Шестов, М.О.Гершензон. Здесь обсуждались самые разнообразные вопросы, происходили диспуты, неформальные семинары. И сам Толстой, и его собеседники немало получали от этих встреч. Один из посетителей, В.В.Розанов, так передавал свое впечатление от философствовавшего Толстого: “Все было высокопоучительно; я почувствовал, до чего разбогател бы, углубился и вырос, проведя в таких разговорах неделю с ним! Так много нового было и в движениях его мысли, и так было ново, поучительно и любопытно наблюдать его. Учился и из слов и из него. Он не давал впечатления морали, учительства, хотя, конечно, всякий честный человек есть учитель, - но это уже последующее и само собою. Я видел перед собою горящего человека, ...бесконечным интересующегося, бесконечным владевшего, о веренице бесконечных вопросов думавшего. Так это все было любопытно; и я учился, наблюдал и учился”.

Итак, философия Толстого - результат продолжительных и кропотливых исследований; предваряют ее и сопутствуют ей изучение трудов предшественников и современников, личные знакомства с многими философами.

Что касается формы его трудов, то она, в сущности, уникальна. Особая, толстовская манера изложения свойственна не только его художественным произведениям, но и философским. Литературная подача материала, яркость и образность языка покоряют читателя и здесь.

Казалось бы, философия Толстого - после того, как политическая конъюнктура, при которой она создавалась, стала достоянием истории - имеет достаточно шансов, чтобы стать популярной. Между тем это совсем не так. Доступ к ней до сих пор затрудняется некоторыми сложившимися о ней стереотипами. Остановимся здесь по крайней мере на двух из них.

Первый относится к концепции непротивления. Путь революционной борьбы за социальные идеалы Толстому был чужд. Он рассчитывал добиться их осуществления мирными действиями. Толстой выражал несогласие и с официальным курсом, и с попытками противодействовать ему методами, ведущими к политической революции. В последовательном решении социальных коллизий Толстой придавал большое значение нравственной проповеди. Насилие же должно быть исключено из социального обихода, так как оно не способно порождать ничего, кроме нового насилия. Ему-то и противопоставлялось непротивление.

Непротивление, однако, не понималось Толстым как исключительно пассивное отношение к насилию. При обращении к нему предполагалась целая система мер, нейтрализующих насилие государственной власти: неучастие в существующем строе, в том, что поддерживает его - в армии, судах, податях, “ложном учении” и т.п.

В XX в. такое же понимание непротивления и ненасильственных действий было положено в основу “ненасильственного несотрудничества” и “гражданского неповиновения”. То, что подобные представления появлялись и появляются вновь и вновь - свидетельство их неслучайности. Они существуют не только параллельно с воззрениями Толстого, но и испытывают на себе их воздействие. Они, эти представления, были апробированы социальной практикой, в частности, в Индии в процессе освобождения ее от колониальной зависимости.

Жизненность идей Толстого подтверждается и всемирной историей. Не все революции, ей известные, сопровождались насилием. Были и такие, которые совершались ненасильственно. Таковы феодальные революции. Как и при всех сменах формаций, социальные метаморфозы начинались с формирования элементов нового общества в недрах старого, в данном случае - рабовладельческого. В Римской державе элементами нового способа производства являлись: колонат, когда закабалению подвергались группы прежде свободного населения; перевод части рабов на пекулий - прикрепление их к земельным участкам и передача им во владение некоторой собственности; вольноотпущенничество, когда отпущенный на свободу раб сохранял с патроном отношения личной зависимости. Все эти элементы постепенно образовывали феодальный уклад, противопоставлявший себя классическому рабовладению.

В новом укладе появилась и соответствующая ему религия. Это было христианство, отвергавшее античный политеизм. Своими идеями о равенстве всех людей перед богом, о том, что для него, христианства, “нет ни эллина, ни иудея”, представлениями о возмездии на том свете и др. оно оказалось разрушительным для отжившего рабовладельческого строя и его религий. Именно поэтому вопреки веротерпимости, свойственной рабовладельческому обществу, в котором мирно уживались различные языческие культы, оно подвергалось гонениям, временами - жестоким. И все же христианство, отвечавшее историческим потребностям и духу времени, брало верх. К власти приходила феодализирующаяся знать, и христианство становилось официальной, господствующей религией. Никаких насильственных свержений прежних режимов при этом не наблюдалось. Не было ничего подобного взятию Бастилии, гражданским войнам, казням Карла I или Людовика XVI.

Так что решение общественных проблем, даже кардинальных, на путях ненасилия совсем не обязательно относить к сфере социальной утопии. Еще больший простор ненасилие (с его опорой на терпимость, любовь, согласие) имеет и может иметь в быту. Слово Толстого не было брошено на ветер, и голос его звучал не напрасно. Многому может поучиться у него и наш современник.

Но Толстой - что весьма обычно в истории философии - целиком посвятил себя односторонней разработке захватившей его проблемы и чуждался иных, альтернативных к ней подходов. В связи с этим Г.В.Плеханов называл его “чистокровным метафизиком”, “метафизиком чистейшей воды”. Основания считать его метафизиком - за односторонность - были, но с тем, что Толстой метафизик “законченный”, согласиться нельзя.

Постепенно, но все в большей мере, Толстой убеждался, что полное ненасилие в современной ему жизни не достижимо, что это скорей норма, которой по возможности нужно следовать, идеал, к которому стоит стремиться. Он принимал во внимание критические выступления оппонентов, замечал и несоответствие своих абсолютизированных постулатов практике. “Совершенно справедливо, - признавал он в 1910 г., - что, может быть, трудно воздержаться от убийства ради защиты или прокормления, справедливо и то, что трудно воздержаться от убийства гадов и совсем невозможно удержаться от уничтожения жизни насекомых. Все это справедливо, но дело в том, что цель всякой нравственной деятельности состоит никак не в достижении полного совершенства, а в совершенствовании, т.е. во все большем и большем приближении к совершенству... Как во всякой нравственной деятельности, так и в следовании заповеди: не убий, дело не в достижении полного совершенства, а только в том, чтобы как можно больше приближаться к нему: как можно меньше убивать всяких живых существ, очевидно, прежде всего людей, потом более близких, потом менее близких человеку существ, вызывающих в нас живое чувство сострадания, а потом и насекомых, и даже растения” (90, с. 148-149).

Осуждая насилие, производимое и охранителями, и оппозицией, Толстой не ставил между этими двумя его видами знак равенства. С одной стороны была государственная власть, по его мнению, органически не способная обходиться без насилия, да еще в его исторически отживших, грубо деспотических формах, с другой - ответ на это насилие, стремление противодействовать ему, что “целесообразно”. Деятельность революционных сил, хотя она и не встречала у него поддержки, была, как считал он, все же “простительна”. К тому же преступления правящих верхов “в сотни раз” превышают то, что совершается революционерами. “Насилие правительства и воров одинаковое, но насилие революционеров особое”, - подчеркивал он (56, с. 307).

Последовательно воплотить учение о непротивлении ему не удалось даже в собственном быту. Конечно, не могло быть и речи о каких-либо действиях с его стороны, которые шли бы вразрез с его идеями. Но эффективность этих идей оказывалась - и нередко - сомнительной. Он пытался “бороться любовью”, но борьба эта не была успешной. Незадолго до ухода из Ясной Поляны Толстой записывал в дневнике (“для одного себя”, 27 сентября 1910 г.): “Как комично то противуположение, в котором я живу, в котором, без ложной скромности, вынашиваю и высказываю самые важные, значительные мысли, и рядом с этим: борьба и участие в женских капризах, и которым посвящаю большую часть времени” (58, с. 138). При семейных сценах Толстой, вопреки намерению хранить безграничное терпение, временами терял его; он констатировал, что “экзамена не выдержал”, назначал себе “переэкзаменовки” и вновь проваливался. Невольно вспоминались даже, хотя он и испытывал при этом недовольство собой, заветы житейского крестьянского кодекса о том, что “бабу надо учить”...

Недоразумения возникли и по поводу отношения Толстого к цивилизации, ее проявлениям - науке и искусству. Бытует мнение, что Толстой, по крайней мере в поздний период своей жизни, все это отрицал, считал ненужным. Отождествляют при этом идейные позиции Толстого и Ж.Ж.Руссо, мыслителя, философский авторитет которого Толстой признавал. Как известно, Руссо руководствовался принципом, что мир, первоначально совершенный, был испорчен руками человека. Сам Толстой заявлял в связи с этим: “Меня сравнивают с Руссо. Я много обязан Руссо и люблю его, но есть большая разница” (55, с. 145). Толстой отрицал не всякую цивилизацию, а лишь ту, которую он называл лжецивилизацией. Эта лжецивилизация и сопутствующие ей “мнимая наука” и “извращенное искусство” вместо того, чтобы служить народу, беспринципно обслуживают лишь верхушку общества. “То, что называют цивилизацией, - писал Толстой, - есть рост человечества. Рост необходим, нельзя про него говорить, хорошо ли это, или дурно. Это есть, - в нем жизнь” (55, с. 145).

Многие произведения русских философов, а не одного Толстого, испытали на себе превратности судьбы. Не жаловала их цензура. Некоторые из них долго лежали в рукописях и, появившись на свет, вынуждены были включаться в иной философский контекст, контактировать с идеями, высказанными позже, воздействовать не на ту философскую среду, при которой они создавались. Были и другого рода работы. Содержа в себе некоторые традиционные начала, консервативные и охранительные, или подозреваясь, что таковые им свойственны, они подвергались остракизму со стороны передового общественного и философского сознания, включались им, по выражению Н.А.Бердяева, в своего рода индекс осужденных книг, не проходили уже не официальную, а общественную цензуру, в результате чего читатель сторонился их сам. Но никто, кажется, кроме Толстого, не подвергался столь жесткому натиску, который шел бы сразу с двух сторон.

На сегодняшний день несправедливости, прежде допущенные в отношении русской философии, в значительной мере исправлены. В свое время были широко изданы сочинения опальных материалистов, в последние годы - идеалистов, религиозных мыслителей. Не восстановленными в своих правах остаются основные философские произведения Толстого. Думается, что пришло время философскому сообществу позаботиться и о них: собрать воедино и сделать доступными для большого круга читателей. Толстой тонко чувствовал социальную психологию, и писал только о том, что сам ощущал как правду. Российское сознание много потеряла из-за того, что религионо-философские работы Толстого "Путь жизни", "Круг чтения" - эти сокровищницы мировой мудрости и мудрости самого Толстого - долгое время не публиковались

Заключение.

Проблема соотношения мудреца и философа находится в очень неприглядном положении: философы недооценивают мудрецов, мудрецы не жалуют философов. Все остальные люди вообще не понимают, в чем тут дело.

Как философ (не мудрец), занимающийся проблемами мудрости и очень её жалующий, могу сказать следующее.

Философы – это старые мальчики (независимо от возраста), которые очень много знают о мудрости, но не все свои знания способны воплощать в жизни.

Мудрецы – это юные старцы (независимо от возраста), которые имеют большой жизненный опыт и, как правило, выдающийся образ жизни, но способны заражать им только ближайшее окружение учеников и верующих.

И только мудрецы-философы или философы-мудрецы – это истинные мужи, способные трансформировать предметность философских категорий в образ жизни, а жизненный опыт переплавлять в философские категории, которые и через века питают новые поколения. К таким философам-мудрецам принадлежал и Лев Николаевич Толстой.


Содержание:

Отправить свою хорошую работу в базу знаний просто. Используйте форму, расположенную ниже

Студенты, аспиранты, молодые ученые, использующие базу знаний в своей учебе и работе, будут вам очень благодарны.

Философия

Льва Николаевича Толстого

Надеждой сладостной младенчески дыша,

Когда бы верил я, что некогда душа,

От тленья убежав, уносит мысли вечны,

И память, и любовь в пучины бесконечны,-

Клянусь! давно бы я оставил этот мир:

Я сокрушил бы жизнь, уродливый кумир,

И улетел в страну свободы, наслаждений,

В страну, где смерти нет, где нет предрассуждений.

Где мысль одна плывет в небесной чистоте.

А.С. Пушкин

XIX век - век необычайного рассвета русской культуры, в том числе и литературы. Русская литература XIX века глубоко философична. Ее характерная черта - убежденность в жизненной значимости идеалов и человеческих ценностей. Особенно ярко это проявилось в творчестве Льва Николаевича Толстого, писателя и мыслителя, который создал религиозно - этическое учение о мире, о человеке, о смысле жизни.

Граф по происхождению Толстой получил хорошее домашнее образование. В 1851-1854 гг. служил на Кавказе, участвовал в битве за Севастополь. Многие прочили ему карьеру военного, однако Лев Николаевич предпочел писательство. Хотя позже и в писательстве он стал разочаровываться. Борец за свободу, справедливость, нравственность, встречается с корыстью писателей, которые в большей степени желают угодить себе, своим интересам, нежели помочь другим людям в познании смысла жизни.

Толстой считал, что драматизм человечества состоит в постоянном противоречии между неотвратимостью смерти и присущей человеку жаждой бессмертия. Воплощение этой борьбы выражается вопросом: «Есть ли в моей жизни такой смысл, который не унижался бы пред предстоящей мне смертью?»

Также человек представлялся Толстому «ареной», на которой борются два начала - плотское и духовное. Телесная бренна и конечна, только отрекаясь от нее, человек приближается к истинной жизни. Суть ее в особой, неэгоистической любви к миру, свойственной именно духовному «я» человека. Такая любовь помогает осознать тщетность желаний животного «я»: мирские блага, наслаждение богатством, почестями, властью - конечные блага, их сразу же отнимает смерть.

Встреча лицом к лицу со смертью близких людей наполнили внутренний мир Льва Толстого чувством безысходности, трагизма, вызывают горечь, страх. Лев Николаевич, потеряв мать, отца, любимого старшего брата, начинает по-новому смотреть на вещи, задумывается о смерти. Он осознает, что все это время не уделял особого внимания родным, жил бесцельно, для себя. «Жизнь для себя не может иметь никакого смысла… Чтобы жить разумно, надо жить так, чтобы смерть не могла разрушить жизни».

Писатель понимает, что ни его жизнь, ни ценности не выдержат проверки смертью. «Я не мог придать никакого разумного смысла ни одному поступку, ни всей моей жизни. Меня только удивляло то, как мог я не понимать этого с самого начала. Все это так давно всем известно. Не нынче, так завтра придут болезни, смерть (и приходили уже) на любимых людей, на меня, и ничего не останется кроме смрада и червей. Дела мои, какими бы они не были, все забудутся - раньше, позднее, да и меня не будет. Так из чего же хлопотать?»

Вообще, религиозные взгляды Толстого формировались долго и мучительно. В своей «Исповеди» он писал: «Я был крещен и воспитан в православной христианской вере. Меня учили ей и с детства, и время моего отрочества и юности. Но когда я к восемнадцати лет вышел со второго курса университета, я не верил уже, ни во что из того, чему меня учили». Но мысли о религии не покидали писателя. В письме к своей тетке Александре Андреевне Толстой так говорил своих ранних исканиях: «Ребенком я верил горячо, сентиментально, необдуманно, потом, лет 14-ти, стал думать о жизни вообще, и наткнулся на религию, которая не подходила под мои теории, и, разумеется, счел за услугу разрушить ее. Без нее мне было очень покойно жить лет десять. Все открывалось передо мной ясно, логично, подразделялось, и религии места не было. Потом пришло время, что все стало, открыто, тайн в жизни больше не было, но сама жизнь начала терять свой смысл. В это же время я был одинок и несчастлив, живя на Кавказе. Я стал думать так, как только раз в жизни люди имеют силу думать. У меня есть мои записи того времени, и теперь, перечитывая их, я не мог понять, чтобы человек мог дойти до такой степени умственной экзальтации, до которой дошел я тогда. Это было и мучительное и хорошее время. Никогда, ни прежде, ни позже, я не доходил до такой высоты мысли, не заглядывал туда, как в это время, продолжавшееся два года. И все, что я нашел тогда, навсегда останется моим убеждением. Я не могу иначе. Из двух лет умственной работы я нашел простую, старую вещь, но которую я знаю так, как никто не знает, - я нашел, что есть бессмертье, что есть любовь, и жить надо для другого, для того, чтобы быть счастливым вечно. Эти открытия удивили меня сходством с христианской религией, и я вместо того, чтобы открывать сам, стал искать их в Евангелии, но нашел мало. Я не нашел ни Бога, ни Искупителя, ни таинств, ничего, а искал всеми, семи, всеми силами души, и плакал, и мучился, и ничего не желал, кроме истины».

Лев Николаевич никак не мог найти ответа на свой вопрос о смысле жизни. Эта неудовлетворенность приводила к частым остановкам жизни, несколько минутному ступору. Он признается: « …На меня стали находить минуты сначала недоумения, остановки жизни, как будто я не знал, как мне дальше жить, что мне делать, и я терялся и впадал в уныние. Но это проходило, и я продолжал жить по-прежнему. Потом эти минуты недоумения стали повторяться чаще и чаще и все в той же самой форме. Эти остановки жизни выражались всегда одинаковыми вопросами: Зачем? Ну, я потом?»

Выход из тупика он нашел в учениях Иисуса Христа. Но это не означает, что Толстой стал глубоко верующим человеком. Наоборот, он отрицает современную церковь, считая, что она предписывает проповеднику нравственных истин сверхъестественные способности; убеждают верующих в невозможность общения с Богом без посредников, тем самым, улучшая свое же положение. Программа Христа, в которой говорится о том, сто человек должен служить только своему создателю, оказалось близка к мировоззрениям писателя.

Люди во все времена надеялись на лучшее, верили, что с прогрессом придет хорошая жизнь, и всегда обманывались, не забывая при этом все же верить. Но мнения Толстого о вере расходились с традиционными. Он не надеялся на что-то бессмысленное, невидимое. «Вера есть сознание человеком такого своего положения в мире, которое обязывает его к известным поступкам». «Вера есть знание смысла человеческой жизни, вследствие которого человек не унижает себя, а живет. Вера есть сила жизни». Отсюда становится понятно, что жизнь, имеющая смысл и жизнь, основанная на вере, есть одно и то же.

Истинная вера, считал Толстой, никогда не бывает неразумной, несогласной с достоверным научным знанием, и основанием ее не может быть ничего сверхъестественное. На словах признавая учение Христа, на деле церковь отрицает его учение, когда она освещает общественное неравенство, боготворит государственную власть, основанную изначально на насилии, участвует в освящении казней и войн. По Толстому, современная церковь исказила учение Христа, изменив его сути - нравственным заповедям христианского вероучения.

Лев Николаевич до конца жизни не соглашался с церковью, считая, что она искажает учение Христа, что это каверкованье приводит к неправильному образу жизни людей. Церковь, по словам Толстого, придумывает иносказания, по которым выходило бы, что люди, живя против законов Христа, живут согласно с ним. «Ложь поддерживает жестокость жизни, жестокость жизни требует все больше и больше лжи, и, как ком снега, неудержимо растет и то и другое».

Как считал Толстой, только в учениях Христа нравственные идеалы человечества выражены наиболее полно, и изменять их, для него казалось неправильным, даже в некотором роде преступлением.

Лев Николаевич очень долго изучал учение Христа, Древний и Новый Заветы. В них он не находил того, что просвещала сейчас современная церковь. В ней не осталось всех заповедей Христа или они были сильно изменены. Переосмыслив его учения, Толстой выделил для пять главных заповедей:

1. Не гневайся.

2. Не оставляй жену.

3. Не присягай никогда никому и ни в чем.

4. Не противься злому силой.

5. Не считай людей других народов своими врагами.

Эти заповеди актуальны и сейчас во время безнравственности и беззакония. Во время, когда ежечасно происходят межнациональные стычки и акции протеста, переходящие в геноцид. Во время, когда торжествуют подлость, гнев, зависть; когда люди беспощадно убивают друг друга; когда все могущественные и богатые считают, что им все должны поклоняться, и, когда большинство готово пресмыкаться перед ними. Во время, когда Россия стоит на первом месте по числу разводов. Если бы все жили бы по заповедям Христа, да или просто по человеческим законам и традициям, жить на земле было бы гораздо проще и безопаснее.

Но перейдем все же к философии Льва Толстого.

Заповеди не созданы для того, чтобы слепо им следовать: они как бы ступеньки на пути к совершенству. Толстой особо выделял четвертую заповедь: «Не противься злому силой». Здесь не уместно «око за око, зуб за зуб» потому как насилие противоречит любви. Именно любовь Толстой считал основополагающим мира, вечным идеалом, к которому люди будут стремиться бесконечно. «Сущность жизни человеческой и высший закон, долженствующий руководить ею, есть любовь». На зло надо отвечать непременно добром.

Но насилие, несомненно, присутствует в нашей повседневной жизни, и этому невозможно противостоять. Потому как даже якобы ненасильственные движения часто подразумевают насилие. Особенно это касается государственной политики, которая так организована, что «люди, совершая самые ужасные дела, не видят своей ответственности за них…Одни потребовали, другие решили, третьи подтвердили, четвертые предложили, пятые доложили, шестые предписали, седьмые исполнили». И никто не виноват. Размытость вины в таких ситуациях - не просто результат намеренного стремления спрятать концы. Она отражает само существование дела: насилие объективно является областью несвободного поведения. Люди никогда не совершили бы подобных преступлений, если действовали поодиночке. Толстой давно уже замечал о падении авторитета государственной власти в современной ему России. Это вкупе с падением нравственности приводит к тому, что Толстой, раньше любивший отечество, теперь чувствует отвращение им. «В России скверно, скверно, скверно. В Петербурге, в Москве все что - то кричат, негодуют, ожидают чего - то, а в глуши тоже происходит патриархальное варварство, воровство и беззаконие».

Заповедь непротивления соединятся в целое с учением Христа только в том случае, если принимать ее как закон, от которого нельзя отступить. Например, отступить от закона Любви, значит допустить насилие. Толстой считал, что убийства не могут быть оправданными. Он говорил, что не один человек не имеет права лишать жизни другого, какие бы мотивы у него не были. «Смертная казнь - как была, так и осталась для меня одним из тех людских поступков, сведения о которых в действительности не разрушают во мне сознание о невозможности их совершения»

Одинаково осуждая насилие и правительство, Толстой дает следующие рекомендации практической этики:

1. Перестать самому делать прямое насилие, а также и готовиться к нему;

2. Не принимать участия, в каком - то не было насилии, делаемом другими людьми;

3. Не одобрять никакого насилия.

Льва Николаевича часто упрекают, что он абстрактно мыслит. Что только из-за сугубо моральных соображений он отрицал насилие, и, что учение Христа не имеет к этому никакого отношения. Закон о непротивлении не говорит о полном бездействии в ответ на зло. Нет, со злом бороться нужно непременно. Более того только тогда можно противиться насилию, когда отказываешься отвечать тем же. «Защитники общественного жизнепонимания объективно стараются смешать понятием власти, то есть насилия, с понятием духовного влияния, но смешение это совершенно невозможно».

Толстой живет в движении времени, и каждый из нас пребывает в нем. Оно рано или поздно всех расставит по своим местам, именно время покажет, как и насколько воспользуется человечество его учением и теми правилами нравственности, которые он провозглашал всю жизнь. Эти правила писатель сам считал вполне исполнимыми. А нам остается только следовать им, ибо он - такой же живой человек, как и мы, только с одним существенным различием: он бессмертен, чего не дано нам.

Литература

1. «Л.Н. Толстой и его близкие» М., 1986

2. А.И. Солженицын «Собрание сочинений» Т.4. Париж, 1979

3. А.А. Гусейнов «Великие моралисты» М., Республика, 1995

4. «Введение в философию» В 2 т., 1990

5. Л.Н. Толстой «Собрание сочинений» в 12 т., М., изд. «Правда», 1984

6. П.С. Тургенев «Человек» Дрофа, 1995

7. Ю.В. Лебедев «Литература. 10 класс» М., Просвещение, 1992

8. К. Рыжов «100 великих россиян» М., Вече, 2001

Подобные документы

    Место Л.Н. Толстого в истории русской философии. Влияние на молодого писателя идей Ж.Ж. Руссо и А. Шопенгауэра. Основные религиозно-философские работы Л.Н. Толстого. Особенности восприятия жизни писателем. Смысл и ценность жизни по Л.Н. Толстому.

    реферат , добавлен 04.03.2012

    Истинная религия и смысл жизни в понимании Л.Н. Толстого; нравственные принципы, которые укладываются в слагавшуюся в его сознании систему взглядов. Воздействие общественной и умственной атмосферы России второй половины XIX века на воззрения писателя.

    реферат , добавлен 11.08.2010

    Лев Шестов как русский философ, затронувший в статьях и книгах массу философских и литературных тем. Скандальный выход книги "Апофеоз беспочвенности". Ощущение трагизма человеческого существования. Философия Льва Шестова - закон "отрицания отрицания".

    реферат , добавлен 14.05.2011

    Смысл жизни в религиозном и материалистическом мировоззрении. Значение духовности в поисках смысла жизни в русской философии. Вопрос о смысле жизни в работах русских философов. Смысл жизни для современного российского общества. Заповедь познания мира.

    контрольная работа , добавлен 20.08.2013

    Изучение декабристской философии. Достоевский о природе зла. Формы выражения человека. Философия Толстого и Чаадаева. Исследование основных принципов христианской религии – непротивление злу насилия. Соединение материального и духовного в человеке.

    презентация , добавлен 26.11.2014

    Исследование философского учения Л. Толстого в религиозно-утопическом направлении общественной мысли России конца XIX – начала XX веков. Историко-философские основы мировоззрения Л. Толстого. Вера как нравственная основа жизни человека. Отрицание власти.

    реферат , добавлен 21.02.2014

    Анализ религиозных воззрений Л.Н. Толстого. От отрицания жизни к ее утверждению. Страдания и два облика смерти. Личность и разум. Влияние Шопенгауэра на Толстого. Добро и непротивление злу насилием. Религия как отношение к миру. Вера, неверие и наука.

    дипломная работа , добавлен 26.05.2015

    Характеристика основных философских направлений XIX века, которые отличались простой формой выражения мыслей (критика, искусство, публицистика). Отличительные черты философии Достоевского о природе зла. Философские взгляды Толстого. Источники насилия.

    презентация , добавлен 29.10.2010

    Биография жизни Н.Ф. Федорова, наполненная непрестанными размышлениями, обоснованием своего философского учения, постоянным самообразованием. Уважение к его личности и признание Львом Толстым. Религиозность и теологический аспект федоровской философии.

    реферат , добавлен 07.04.2009

    Анализ жизненного пути и взглядов известного русского философа Семена Людвиговича Франка. Идеи работы "Философские предпосылки деспотизма". Метафизический реализм и понятие о смысле жизни. Учение об исходной реальности и об обществе. Философия и религия.

Страница 1 из 2

КФ

Северо-западной Академии

Государственной службы

Реферат

на тему:

Философия Л.Н.Толстого

Выполнил: студент 2 курса ГиМУ

Моисеев В. А.

Проверил: преподаватель

Стрельцов А.С.

г. Калуга 2001г.

Введение. Страницы

    Л.Н. Толстой о смысле свободы и необходимости 2-5

    Что скрыто за вопросом о смысле жизни? 5-8

    Лев Толстой и его нецерковное христианство. 8-12

    Философ ли Л.Н.Толстой? 12-22

Заключение.

Список литературы.

Введение

С точки зрения русского писателя и мыслителя Л. Н. Толстого (1828–1910) драматизм человеческого бытия состоит в противоречии между неотвратимостью смерти и присущей человеку жаждой бессмертия. Воплощением этого противоречия является вопрос о смысле жизни – вопрос, который можно выразить так: “Есть ли в моей жизни такой смысл, который не уничтожался бы неизбежно предстоящей мне смертью?” * . Толстой считает, что жизнь человека наполняется смыслом в той мере, в какой он подчиняет ее исполнению воли Бога, а воля Бога дана нам как закон любви, противостоящий закону насилия. Закон любви полней и точней всего развернут в заповедях Христа. Чтобы спасти себя, свою душу, чтобы придать жизни смысл человек должен перестать делать зло, совершать насилие, перестать раз и навсегда и прежде всего тогда, когда он сам становится объектом зла и насилия. Не отвечать злом на зло, не противиться злу насилием – такова основа жизнеучения Льва Николаевича Толстого.

Религии и теме непротивления в той или иной форме посвящено все творчество Толстого после 1878 года. Соответствующие произведения можно подразделить на четыре цикла: исповедальный – “Исповедь” (1879–1881), “В чем моя вера?”(1884); теоретический – “Что такое религия и в чем сущность ее?” (1884), “Царство Божие внутри вас” (1890–1893), “Закон насилия и закон любви” (1908); публицистический – “Не убий” (1900), “Не могу молчать” (1908); художественный – “Смерть Ивана Ильича” (1886), “Крейцерова соната” (1887–1879), “Воскресение” (1889–1899), “Отец Сергий” (1898).

“Л.Н. Толстой о смысле свободы и необходимости”

Лев Николаевич Толстой (1828 - 1910) - гениальный русский писатель - реалист, известный мыслитель, мировоззренческие позиции которого представляют большой интерес для характеристики историко-философского процесса в России XIX - начала ХХ веков. Его наследие - художественные произведения, теоретические труды, публицистические статьи, дневники и письма полные глубоких философских раздумий морального, социального, эстетического характера. Эти раздумья большей частью находятся в органической связи с собственно литературными особенностями художественного наследства писателя и неотделимы от них. В размышления Толстого нашли то или иное, преимущественно идеалистическое, решение философские (как антологические, так и гносеологические) проблемы выявились его симпатии и антипатии, его отношения к различным течениям общественно политической, философской социологической мысли, эстетическим и этическим учениям. В его миросозерцании есть рациональные суждения, не потерявшие своего значения и в наши дни. Вместе с тем воззрения гениального писателя и известного мыслителя, выразителя настроений и чаяний многомиллионного патриархального крестьянства пронизаны кричащими противоречиями, глубокий анализ которых дал В.И.Ленин в своих статьях о Толстом. С одной стороны Толстой наносил тяжёлый удар по догмам православной церкви. С другой стороны он ищет пути обновления религии, высказывает явные идеалистические утверждения. В то же время для Толстого характерно реалистическое восприятие природы и общественной жизни, у него встречаются материалистические суждения. Исходя из позиции метафизики в решении ряда вопросов, допуская, например, существование вечных и неизменных истин, Л.Н. Толстой вместе с тем в своих художественных творениях отражает диалектику материального и духовного. Мастерское изображение Толстым “диалектики души”, подвижность и динамика воззрения многочисленных героев его романов, повестей, рассказов находится в явном противоречии с его метафизическими предрассудками, утверждениями, с присущей ему нечёткостью в вопросе о соотношении материального и идеального.

В области социологии, особенно в истолковании закономерностей общественно-исторического развития, Лев Николаевич утверждает ряд весьма важных и ценных в научном отношении истин. На материалах русской и мировой истории писатель в художественно-наглядной форме показывает движущие силы и определяющие факторы общественно-исторического объективного развития человеческого общества. В своём труде “Философия истории” Толстой рассматривал движение человечества. Он считал, что это движение непрерывно, а следовательно постижение законов этого движения есть цель истории. Но, что бы постигнуть законы непрерывного движения - суммы всех произволов людей, ум человеческий допускает произвольное, непрерывный единицы. Это достигается двумя приёмами. Первый приём состоит в том, что бы взяв произвольный ряд непрерывных событий, рассматривать его отдельно от других, тогда как не может быть началом никакого события, так как оно непрерывно вытекает из другого. Второй в том, что бы рассматривать действия одного человека (царя), как сумму произволов людей, тогда как сумма произволов людских никогда не выражается в деятельности одного лица. Но для изучения законов истории нужно изменить совершенно наблюдения предмет, оставить в покое царей и полководцев, а изучать однородные, бесконечно малые элементы, которые руководят массами. Предметом истории всегда была жизнь народов и человечества. Но историки разделились на старых (древних) и новых. Решались вопросы о воле людей и о том, чем она управлялась. Для древних вопросы эти разрешались верою в непосредственное участие божества в делах человечества. Новая история это отвергала. Она отвергала теорию, но следовала ей на практике. Вместо прежних угодных божеству целей народов: греческого, римского, которые представлялись целями движения человечества, новая история поставила своей целью благо французского, германского, английского и в самом высшем отвлечении, цели блага цивилизации всего человечества, под которым разумеются обыкновенные народы, занимающие маленький северо-западный уголок большого материка. Новая история отвергла верования древних, но пришла к ним другим путём:

1. Что народы руководятся единичными людьми;

2. Что существует известная цель, к которой движутся народы и человечество.

Но Толстой считает, что соединить эти две истории невозможно. Но если соединить обе истории вместе, как то и делают новейшие историки, то это будет история монархов и писателей, а не история жизни народов.

По мнению Толстого, важнейшую роль в истории играют свобода и необходимость. Это философские категории, выражающие взаимоотношение между деятельностью людей и объективными законами природы и общества. Свобода это способность человека действовать в соответствии со своими интересами и целями, опираясь на опознание объективной необходимости. Необходимость это то, что не может в данных условиях не произойти, что обязательно должно произойти. Это также развитие явлений, которое с неизбежностью вытекает из внутренних существенных взаимосвязей, взаимоотношений и взаимодействий этих явлений. Соотношение свободы и необходимости всегда меняется, то есть религия, здравый смысл, человечество, наука права и сама история одинаково понимают это отношение между необходимостью и свободой. Все без исключения случаи в которых увеличивается или уменьшается наше представление о свободе и необходимости имеют только 3 основания:

1) Отношение человека, совершившего поступок к внешнему миру. Если рассматривать одного человека, а на него действуют какие либо предметы, то свобода уменьшается, а необходимость увеличивается.

2) Ко времени. Это есть то основание в следствие которого жизнь и деятельность людей живших века тому назад, связанная со мною во времени, не может представляться мне столь свободною, как жизнь современная, последствия которой мне ещё не известны. Рассуждение о свободе поступка становятся сомнительными, чем дальше переносится воспоминаниями и вперёд суждениями. Свобода людей становится сомнительной, а закон необходимости очевиден.

3) К причинам произведшим поступок. Представления о свободе и необходимости увеличиваются или уменьшаются в зависимости от причин, но как бы не удлиняли и не укорачивали период времени, как бы понятно или непостижимо были бы для нас причины - мы никогда не сможем себе представить не полной свободы, не полной необходимости.

Так как:

1) Представить себе человека свободным, вне пространства невозможно;

2) Для того, что бы представить его движение свободным, надо представить его в грани настоящего, прошлого и будущего, т.е. вне времени, а это невозможно;

3) Нельзя совершить поступок без причины, так как то, что я хочу совершить поступок без причины и есть причина моего поступка.

Точно так же мы не можем представить человека, его действия без участия свободы и подлежащего только закону необходимости, так как всё равно есть доля свободы.

Всё это ведёт к двум основаниям миросозерцания человека к разуму и сознанию. Разум выражает законы необходимости, а сознание выражает сущность свободы. Свобода, ничем неограниченная, есть сущность жизни в сознании человека. Только при соединении свободы и необходимости есть ясное представление о жизни человека. Толстой считает, что в отыскании причин история должна поставить своей задачей отыскание законов, так как несмотря на отдельные элементы фатализма Толстой правильно решает вопрос о роли народных масс в истории, в создании ими материальных благ и духовных ценностей, справедливо критикует точку зрения тех историков и социологов, которые изображают обладающую властью отдельную личность, как нечто определяющее в историческом действии.

Вообще Толстой пытался постигнуть человека и природу в её единении с человеком. Толстой развинчивает “новую культуру” светский стиль мышления, но зовёт не к традиционной, а к “своей” церкви. Толстой - теоретик единения. Он восстаёт против распада на составляющие, чему подвержена современная наука, общество, культура. Он призывает людей к единственному природному единству. Значение творчества Толстого для развития русской мысли очень велик и не однозначно. Он преодолел секуляризм русской мысли. Секуляризация - это освобождение общественного и индивидуального от влияния религии. Он показал интеллигенции иной путь, но сам не пошёл им. Он не был понят ни последователями, ни современниками.

Что скрыто за вопросом о смысле жизни?

По мнению Толстого человек находится в разногласии, разладе с самим собой. В нем как бы живут два человека – внутренний и внешний, из которых первый недоволен тем, что делает второй, а второй не делает того, чего хочет первый. Эта противоречивость, саморазорванность обнаруживается в разных людях с разной степенью остроты, но она присуща им всем. Противоречивый в себе, раздираемый взаимно отрицающими стремлениями, человек обречен на то, чтобы страдать, быть недовольным собой. Человек постоянно стремится преодолеть себя, стать другим.

Однако мало сказать, что человеку свойственно страдать и быть недовольным. Человек сверх того еще знает, что он страдает, и недоволен собой, он не приемлет своего страдательного положения. Его недовольство и страдания удваиваются: к самим страданиям и недовольству добавляется сознание того, что это плохо. Человек не просто стремится стать другим, устранить все, что порождает страдания и чувство недовольства; он стремится стать свободным от страданий. Человек не просто живет, он хочет еще, чтобы его жизнь имела смысл.

Осуществление своих желаний люди связывают с цивилизацией, изменением внешних форм жизни, природной и социальной среды. Предполагается, что человек может освободиться от страдательного положения с помощью науки, искусств, роста экономики, развития техники, создания уютного быта и т. д. Такой ход мыслей, по преимуществу свойственный привилегированным и образованным слоям общества, заимствовал Л. Н. Толстой и руководствовался им в течение первой половины своей сознательной жизни. Однако как раз личный опыт и наблюдения над людьми своего круга убедили его в том, что этот путь является ложным. Чем выше поднимается человек в своих мирских занятиях и увлечениях, чем несметней богатства, глубже познания, тем сильнее душевное беспокойство, недовольство и страдания, от которых он в этих своих занятиях хотел освободиться. Можно подумать, что если активность и прогресс умножают страдания, то бездеятельность будет способствовать их уменьшению. Такое предположение неверно. Причиной страданий является не сам по себе прогресс, а ожидания, которые с ним связываются, та совершенно неоправданная надежда, будто увеличением скорости поездов, повышением урожайности полей можно добиться чего-то еще сверх того, что человек будет быстрее передвигаться и лучше питаться. С этой точки зрения нет большой разницы, делается ли акцент на активность и прогресс или бездеятельность. Ошибочной является сама установка придать человеческой жизни смысл путем изменения ее внешних форм. Эта установка исходит из убеждения, что внутренний человек зависит от внешнего, что состояние души и сознания человека является следствием его положения в мире и среди людей. Но если бы это было так, то между ними с самого начала не возникло бы конфликта.

Словом, материальный и культурный прогресс означают то, что они означают: материальный и культурный прогресс. Они не затрагивают страданий души. Безусловное доказательство этого Толстой усматривает в том, что прогресс обессмысливается, если рассматривать его в перспективе смерти человека. К чему деньги, власть и т. п., к чему вообще стараться, чего-то добиваться, если все неизбежно оканчивается смертью и забвением. “Можно жить только, покуда пьян жизнью; а как протрезвишься, то нельзя не видеть, что все это – только обман, и глупый обман!”. Трагизм человеческого бытия, по мнению Толстого, хорошо передает восточная (древнеиндийская) басня про путника, застигнутого в степи разъяренным зверем. “Спасаясь от зверя, путник вскакивает в безводный колодезь, но на дне колодца видит дракона, разинувшего пасть, чтобы пожрать его. И несчастный, не смея вылезть, чтобы не погибнуть от разъяренного зверя, не смея и спрыгнуть на дно колодца, чтобы не быть пожранным драконом, ухватывается за ветки растущего в расщелинах колодца дикого куста и держится на нем. Руки его ослабевают, и он чувствует, что скоро должен будет отдаться погибели, с обеих сторон ждущей его, но он все держится, и пока он держится, он оглядывается и видит, что две мыши, одна черная, другая белая, равномерно обходя стволину куста, на котором он висит, подтачивают ее. Вот-вот сам собой обломится и оборвется куст, и он упадет в пасть дракону. Путник видит это и знает, что он неминуемо погибнет; но пока он висит, он ищет вокруг себя и находит на листьях куста капли меда, достает их языком и лижет их”. Белая и черная мышь, день и ночь, неминуемо ведут человека к смерти – и не вообще человека, а каждого из нас, и не где-то и когда-то, а здесь и теперь, “и это не басня, а это истинная, неоспоримая и всякому понятная правда”. И ничто от этого не спасет – ни огромные богатства, ни изысканный вкус, ни обширные знания.

Вывод о бессмысленности жизни, к которому как будто бы подводит опыт и который подтверждается философской мудростью, является с точки зрения Толстого явно противоречивым логически, чтобы можно было с ним согласиться. Как может разум обосновать бессмысленность жизни, если он сам является порождением жизни? У него нет оснований для такого обоснования. Поэтому в самом утверждении, о бессмысленности жизни содержится его собственное опровержение: человек, который пришел к такому выводу, должен был бы прежде всего свести свои собственные счеты с жизнью, и тогда он не мог бы рассуждать о ее бессмысленности, если же он рассуждает о бессмысленности жизни и тем самым продолжает жить жизнью, которая хуже смерти, значит, в действительности она не такая бессмысленная и плохая, как об этом говорится. Далее, вывод о бессмысленности жизни означает, что человек способен ставить цели, которые не может осуществить, и формулировать вопросы, на которые не может ответить. Но разве эти цели и вопросы ставятся не тем же самым человеком? И если у него нет сил реализовать их, то откуда у него взялись силы поставить их? Не менее убедительно возражение Толстого: если жизнь бессмысленна, то как же жили и живут миллионы и миллионы людей, все человечество? И раз они живут, радуются жизни и продолжают жить, значит, они находят в ней какой-то важный смысл? Какой?

Не удовлетворенный отрицательным решением вопроса о смысле жизни, Л. Н. Толстой обратился к духовному опыту простых людей, живущих собственным трудом, опыту народа.

Простые люди хорошо знакомы с вопросом о смысле жизни, в котором для них нет никакой трудности, никакой загадки. Они знают, что надо жить по закону божьему и жить так, чтобы не погубить свою душу. Они знают о своем материальном ничтожестве, но оно их не пугает, ибо остается душа, связанная с Богом. Малообразованность этих людей, отсутствие у них философских и научных познаний не препятствует пониманию истины жизни, скорее наоборот, помогает. Странным образом оказалось, что невежественные, полные предрассудков крестьяне сознают всю глубину вопроса о смысле жизни, они понимают, что их спрашивают о вечном, неумирающем значении их жизни и о том, не боятся ли они предстоящей смерти.

Вслушиваясь в слова простых людей, вглядываясь в их жизнь, Толстой пришел к заключению, что их устами глаголет истина. Они поняли вопрос о смысле жизни глубже, точнее, чем все величайшие мыслители и философы.

Вопрос о смысле жизни есть вопрос о соотношении конечного и бесконечного в ней, то есть о том, имеет ли конечная жизнь вечное, неуничтожимое значение и если да, то в чем оно состоит? Есть ли в ней что-либо бессмертное? Если бы конечная жизнь человека заключала свой смысл в себе, то не было бы самого этого вопроса. “Для решения этого вопроса одинаково недостаточно приравнивать конечное к конечному и бесконечное к бесконечному”, надо выявить отношение одного к другому. Следовательно, вопрос о смысле жизни шире охвата логического знания, он требует выхода за рамки той области, которая подвластна разуму. “Нельзя было искать в разумном знании ответа на мой вопрос”, – пишет Толстой. Приходилось признать, что “у всего живущего человечества есть еще какое-то другое знание, неразумное – вера, дающая возможность жить”.

Наблюдения над жизненным опытом простых людей, которым свойственно осмысленное отношение к собственной жизни при ясном понимании ее ничтожности, и правильно понятая логика самого вопроса о смысле жизни подводят Толстого к одному и тому же выводу о том, что вопрос о смысле жизни есть вопрос веры, а не знания. В философии Толстого понятие веры имеет особое содержание, не совпадающее с традиционным. Это – не осуществление ожидаемого и уверенность в невидимом. “Вера есть сознание человеком такого своего положения в мире, которое обязывает его к известным поступкам”. “Вера есть знание смысла человеческой жизни, вследствие которого человек не уничтожает себя, а живет. Вера есть сила жизни”. Из этих определений становится понятным, что для Толстого жизнь, имеющая смысл, и жизнь, основанная на вере, есть одно и то же.

Понятие веры в толстовском понимании совершенно не связано с непостижимыми тайнами, неправдоподобно чудесными, превращениями и иными предрассудками. Более того, оно вовсе не означает, будто человеческое познание имеет какой-либо иной инструментарий, помимо разума, основанного на опыте и подчиненного строгим законам логики. Характеризуя особенность знания веры, Толстой пишет: “Я не буду искать объяснения всего. Я знаю, что объяснение всего должно скрываться, как начало всего, в бесконечности. Но я хочу понять так, чтобы быть приведенным к неизбежно-необъяснимому, я хочу, чтобы все то, что необъяснимо, было таково не потому, что требования моего ума неправильны (они правильны, и вне их я ничего понять не могу), но потому, что я вижу пределы своего ума. Я хочу понять так, чтобы всякое необъяснимое положение представлялось мне как необходимость разума же, а не как обязательство поверить”. Толстой не признавал бездоказательного знания. Он не принимал ничего на веру, кроме самой веры. Вера как сила жизни выходит за пределы компетенции разума. В этом смысле понятие веры есть проявление честности разума, который не хочет брать на себя больше того, что может.

Из такого понимания веры вытекает, что за вопросом о смысле жизни скрыто сомнение и смятение. Смысл жизни становится вопросом тогда, когда жизнь лишается смысла. “Я понял, – пишет Толстой, – что для того, чтобы понять смысл жизни, надо прежде всего, чтобы жизнь была не бессмысленна и зла, а потом уже – разум для того, чтобы понять ее”. Растерянное вопрошание о том, ради чего жить, – верный признак того, что жизнь является неправильной. Из произведений написанных Толстым вытекает один-единственный вывод: смысл жизни не может заключаться в том, что умирает вместе со смертью человека. Это значит: он не может заключаться в жизни для себя, как и в жизни для других людей, ибо и они умирают, как и в жизни для человечества, ибо и оно не вечно. “Жизнь для себя не может иметь никакого смысла... Чтобы жить разумно, надо жить так, чтобы смерть не могла разрушить жизни”.

ЛЕВ ТОЛСТОЙ И ЕГО НЕЦЕРКОВНОЕ ХРИСТИАНСТВО

Толстой -- это великий мастер художественного слова и великий мыслитель. Вся его жизнь, его сердце и разум были заняты одним жгучим вопросом, который в той или иной степени наложил свой болезненный отпечаток на все его сочинения. Мы чувствуем его омрачающее присутствие в "Истории моего детства", в "Войне и мире", в "Анне Карениной", пока он окончательно не поглотил его в последние годы его жизни, когда были созданы такие работа, как "Моя вера", "В чем моя вера?", "Что же делать?", "О жизни" и "Крейцерова соната". Тот же самый вопрос горит в сердцах многих людей, особенно среди теософов; это поистине -- вопрос самой жизни. "В чем смысл, цель человеческой жизни? Каков конечный исход неестественной, извращенной и лживой жизни нашей цивилизации, такой, какая навязана каждому из нас в отдельности? Что мы должны делать, чтобы быть счастливыми, постоянно счастливыми? Как избежать нам кошмара неизбежной смерти?" На эти вечно стоящие вопросы Толстой не дал ответа в своих ранних сочинениях, потому что он сам не нашел его. Но он не мог прекратить бороться, как это сделали миллионы других, более слабых или трусливых натур, не дав ответа, который по крайней мере удовлетворил бы его собственное сердце и разум; и в пяти вышеназванных работах содержится такой ответ. Это ответ, которым на самом деле не может удовольствоваться теософ в той форме, в какой его дает Толстой, но в его главной, основополагающей, насущной мысли мы можем найти новый свет, свежую надежду и сильное утешение. Однако для того, чтобы понять ее, мы должны вкратце проследить тот путь, посредством которого Толстой достиг того мира, который был им найден; ибо пока мы не сможем почувствовать так же, как и понять те внутренние процессы, которые привели его к этому, его решение, подобно любому другому решению жизненной проблемы, останется мертвой буквой, чисто интеллектуальной словесной концепцией, в которой полностью отсутствует жизненная сила; простой спекуляцией, лишенной живой истины и энтузиазма.

Подобно всем думающим мужчинам и женщинам нашего времени, Толстой утратил веру в религию в детстве; ибо такая утрата детской веры -- неизбежная в жизни каждого человека -- не является, как правило, результатом глубокого размышления; это скорее естественное следствие нашей культуры и нашего общего жизненного опыта. Он сам говорит, что его вера исчезла, и он не знает, как. Но его юношеское устремление к этическому усовершенствованию, продолжало сохраняться еще около десяти лет, постепенно забываясь, и в конце концов совершенно исчезло. Видя вокруг себя торжествующие амбиции, любовь к власти, эгоизм и чувственность; видя презрение и насмешливое отношение ко всему тому, что называется добродетелью, добротой, чистотой и альтруизмом, и не способный иметь ни ощущения внутреннего счастья и наполненности, ни внешнего успеха, Толстой шел по пути, которым движется мир, поступая так, как он видит поступают другие, принимая участие во всех порочных и низменных поступках "благопристойного мира". Далее он обращается к литературе, становится великим мастером слова, наиболее преуспевающим писателем, пытаясь, как он сам рассказывает, скрыть от себя свое собственное невежество, поучая других. В течение нескольких лет он продолжал совершать такое подавление своей внутренней неудовлетворенности, но перед ним все более часто, все более мучительно вставал этот вопрос: Для чего я живу? Что я знаю? И с каждым днем он все яснее видел, что он не может дать на него ответ. Ему было пятьдесят лет, когда его отчаяние достигло наивысшей точки. Находясь на вершине своей славы, счастливый муж и отец, автор многих прекрасных сочинений, наполненных глубочайшим знанием людей и жизненной мудрости, Толстой осознает невозможность дальнейшего продолжения жизни. "Человек не может вообразить себе жизнь без желания благополучия. Желать и приближать это благополучие -- это и есть жизнь. Человек исследует в жизни только то, что он может в ней улучшить". Наша наука, напротив, изучает только тени вещей, а не их истинную сущность; и находясь в заблуждении, что это второстепенное и неважное является существенным, наука искажает идею жизни и забывает о своем истинном предназначении, состоящем в проникновении именно в эту тайну, а не в изучении того, что сегодня открывается, а завтра -- забывается.

Философия говорит нам: "Вы являетесь частью человечества, поэтому вы должны со-участвовать в развитии человечества и в реализации его идеалов; цель твоей жизни совпадает с целью жизни всех других людей". Но как это может помочь мне узнать, что я живу для того же, для чего живет и все человечество, если мне не сказали, что это такое, для чего должно жить человечество? Почему существует мир? В чем состоит результат того, что мир существует и будет существовать? Философия не дает ответа.

Скептицизм, нигилизм, отчаяние -- в эту сторону уводят подобные мысли думающего человека, если он ищет последнее слово Мудрости в науке и философии различных школ. Таково, также, реальное, внутреннее, ментальное состояние, в котором находятся многие люди как внутри, так и вне Теософского общества.

По отношению к этой проблеме жизни Толстой разделяет людей в целом на четыре класса:

Некоторые, обладающие слабым и незрелым интеллектом, счастливо живут в своем невежестве -- для них проблема жизни, как таковая, не существует.

Другие достаточно осознают и понимают эту проблему, но намеренно отворачиваются от нее, поддерживаемые благоприятными внешними обстоятельствами, позволяющими им пройти по жизни как бы в состоянии опьянения.

Третью группу составляют те люди, которые знают, что смерть лучше, чем жизнь, прошедшая в заблуждении и невежестве; но они продолжают жить, потому что они не имеют достаточной силы для того, чтобы положить внезапный конец этому обману -- жизни.

Наконец, существуют сильные и стойкие натуры, которые осознают весь идиотизм этого фарса, который разыгрывается с ними, и одним ударом кладут конец этой глупой игре.

"Я ничего не мог бы сделать",-- говорит он,-- "только думать, думать о том ужасном положении, в котором я находился... Мое внутреннее состояние в это время, которое вплотную привело меня к самоубийству, было таково, что все, что я сделал до тех пор, все, что я все же смог бы сделать, казалось мне глупым и дурным. Даже то, что было для меня наиболее дорого в этой жизни, что столь долго уводило и отвлекало меня от жестокой реальности -- моя семья и мое творчество -- даже это утратило для меня всякую ценность".

Он наконец выбрался из этой пропасти отчаяния. "Жизнь -- это все,-- заключил он,-- я, сам мой разум является созданием этой всеобщей жизни. Но в то же самое время Разум -- это создатель и последний судья человеческой жизни, присущий ей самой. Каким же образом тогда разум может отрицать смысл последней, не отрицая самого себя и не называя себя лишенным смысла? Следовательно, я могу назвать жизнь бессмысленной лишь потому, что я не познал ее смысл". Убежденный в том, что у Жизни есть смысл, Толстой ищет его среди тех, кто действительно живет -- среди людей. Но здесь он снова встречается с разочарованием, горчайшим изо всех, поскольку именно здесь была его последняя надежда. Ибо среди людей он обнаружил единственное решение проблемы жизни, которое покоилось на представлении о вселенной, противоположном разуму, и основывалось на слепой вере, которую он так давно отбросил в сторону.

"Я подверг,-- рассказывает он,-- дополнительной проверке представления моего разума и обнаружил, что Разум в недостаточной степени отвечает на мои вопросы, поскольку он не рассматривает концепцию Бесконечного (Беспричинного, Вневременного и Внепространственного), потому что он объясняет мою жизнь, проходящую во времени, пространстве и причинной обусловленности, опять-таки в терминах времени, пространства и причинности: такое объяснение на самом деле является логически корректным, но только лишь в терминах тех же самых компонентов, то есть, оставляя исходное и конечное основание жизни -- единственное, что нас волнует и интересует -- необъясненным. Религия, напротив, делает прямо противоположное: она не признает логики, но знает концепцию Бесконечного, с которой соотносит все сущее и, в некоторой степени, дает правильные ответы. Религия говорит: Ты должен жить согласно закону Божиему; результатом твоей жизни будет или вечное мучение, или вечное блаженство; смысл твоей жизни, которая не уничтожается после смерти, состоит в соединении с Бесконечным Божеством.... Концепция Бесконечного Божества, божественности Души, зависимости человеческих поступков от Бога -- таковы представления, которые зародились в сокровенной глубине человеческой мысли, и без которых не было бы никакой жизни, и я также не смог бы существовать".

"Но что же такое Бог? На какой последовательности мыслей основывается вера в его существование и в зависимость человека от него? Если я есть",-- рассуждает Толстой,-- "тогда должен быть смысл моего бытия, и смысл для такого основания, и некий первичный смысл, и это и есть Бог. Я чувствую успокоение; мои сомнения и сознание своего сиротства в жизни исчезли. Но когда я спрашиваю себя: что есть Бог? Что я должен делать по отношению к нему? -- Я обнаруживаю лишь банальные ответы, которые снова разрушают мою веру... Но я имею в себе концепцию Бога, сам факт и необходимость такой концепции,-- и никто не может лишить меня этого. Однако, откуда же эта концепция? Откуда же ее необходимость? Эта необходимость является самим Богом. И я снова чувствую радость. Все вокруг меня живет и имеет свой смысл. Представление о Боге -- это поистине не сам Бог; но необходимость создания этого представления, стремление к познанию Бога, благодаря познанию которого я и живу,-- это и есть Бог, живой и дающий жизнь Бог... Живя в этой мысли, ты действуешь как проявление Бога, и тогда твоя жизнь будет свидетельствовать о существовании Бога".

Толстой вновь обрел веру, "свидетельство невидимых вещей", и его религиозная вера выражалась в течение трех лет его жизни в полном соответствии с наиболее строгими предписаниями православной церкви. Но в конце концов, обнаружив, что церковь и все христианское общество в целом поступает прямо противоположно его главным представлениям об истинной Религии, он оторвался от православия и захотел понять, в чем состоит для него Истина в Религии, путем изучения Нового Завета.

Но прежде чем обсуждать те заключения, к которым он пришел, рассмотрим сначала фундаментальную позицию Толстого с теософской точки зрения. Его аргумент о существовании Бесконечного Бога как необходимого "первоначального основания" человеческого разума, полностью совпадает с аргументами теософов о существовании Космического или Универсального Разума, и как аргумент, он не доказывает ничего сверх того. Зараженный западной привычкой к чувственности, он приписывает Универсальному Разуму антропоморфные черты, которыми последний не может обладать, и, таким образом, сеет семена неестественности и приводит к выводам о тех практических действиях, к которым он пришел впоследствии. В главном он прав; но в попытке удовлетворить требования своей эмоциональной натуры, он впадает в квази-антропоморфизм. Однако, для нас более важно обратить внимание на ту горькую картину, на которой он рисует те ментальные страдания, которые сегодня мучают каждого честного и искреннего мыслителя, и на то, что он указывает путь, единственный путь, на котором возможно спасение. Ибо, исходя из его основной концепции, мы приходим, при тщательном и внимательном рассуждении, к фундаментальным представлениям теософского учения, как мы это увидим впоследствии.

Философ ли Л.Н.Толстой?

Конечно, Л.Н.Толстой не является философом в профессиональном академическом смысле, но он истинный философ в изначальном смысле философии как любви к мудрости.

Толстой как писатель был принят сразу. Уже первая его повесть, “Детство”, была оценена высоко, и ему было предсказано большое литературное будущее. Слава его в литературной среде и у читателей с годами все более росла. Он стал классиком при жизни. Все сходились во мнении, что Толстой - писатель великий.

Иным было отношение к Толстому-философу. Правый лагерь его философию не только не принимал и отвергал - он ее преследовал. Его сочинения с философским содержанием, как правило, в России не пропускались цензурой, не публиковались и искали путь к соотечественникам через зарубежные издания, а также при помощи списка, пишущей машинки, гектографа. Некоторые из них сделала более доступными первая русская революция, другие оставались под запретом вплоть до 1917 г. За распространение и даже хранение их можно было поплатиться арестом, судом, тюрьмой, каторгой. В правой печати против идей Толстого велась шумная пропагандистская кампания, нередко сопровождаемая грубой бранью. В адрес Толстого шли письма, авторы которых за несогласие его с существующими социальными порядками и православием угрожали ему расправой. В 1901 г. Толстой был отлучен от церкви.

Однако философия его не вызывала сочувствия и слева. В обстановке революционных и предреволюционных ситуаций начала XX в. казались весьма сомнительными и совсем несвоевременными идеи Толстого о непротивлении, всеобщей любви и т.п. Систему его воззрений В.И.Ленин считал утопичной и реакционной “в самом точном и в самом глубоком значении этого слова”. Ленин находил в его учении проповедь “новой, очищенной” религии, культивирование “самой утонченной” поповщины. Согласно Г.В.Плеханову, Толстой вообще был “крайне слабым мыслителем”. Плеханов утверждал, что он “остался в стороне от нашего освободительного движения”, что его идеология “идет вразрез со всеми прогрессивными стремлениями нашего века”. Выступления Ленина и Плеханова не остались, разумеется, без последствий для историографии, имевшей отношение к толстовскому наследию.

Философия Толстого оказалась между двух огней.

Не содействовали распространению идей Толстого также некоторые из тех, кто считал себя наиболее последовательными его приверженцами. Были такие, которые опрощение, проповедуемое учителем, доводили до того, что переставали стричься и ходили голыми (у толстовцев появилось особое течение - голисты). Доброе отношение к животным сопровождалось отказом от употребления мяса, молока, шерсти, кожи. Так называемые ручники (все производство осуществлявшие исключительно собственными руками) не использовали лошадей при перевозках и на пахоте. Нашлись и такие, которые отвергали военную службу даже во времена фашистского нашествия.

В последние 7-8 десятилетий не было каких-либо запретов на философские сочинения Толстого. Все они опубликованы в 90-томном полном собрании его сочинений. Но тираж их невелик, собрание это имеется лишь в крупных библиотеках, тома его на дом не выдаются. Читают эти философские произведения немногие. Обращаются к ним преимущественно те, кто специально занимается творчеством Толстого. В общем, философия Толстого осталась невостребованной.

Справедливо ли это?

Сам Толстой считал, что его философское творчество не менее значимо, чем художественное.

Интерес к философии пробудился у него рано. Во второй части трилогии, “Отрочестве”, как и в других ее частях, получили отражение события и размышления, имеющие автобиографический характер. Толстой вспоминал здесь, что где-то к 14-16-ти годам “все отвлеченные вопросы о назначении человека, о будущей жизни, о бессмертии души уже представились мне; и детский слабый ум мой со всем жаром неопытности старался уяснить те вопросы, предложение которых составляет высшую ступень, до которой может достигать ум человека, но разрешение которых не дано ему”. Задолго до Ф.Мюллера и Э.Геккеля, сформулировавших биогенетический закон, согласно которому индивидуальное развитие организма (онтогенез) в самом общем виде повторяет эволюционный путь, пройденный предками (филогенез), и предваряя последователей биогенетического закона, распространивших его на сферу сознания, Толстой высказывал аналогичные соображения в этой части своей трилогии, над которой он работал в 1852-1854 гг.: “Мне кажется, что ум человеческий в каждом отдельном лице проходит в своем развитии по тому же пути, по которому он развивается и в целых поколениях, что мысли, служившие основанием различных философских теорий, составляют нераздельные части ума; но что каждый человек более или менее ясно сознавал их еще прежде, чем знал о существовании философских теорий” (2, с. 56). За свои пристрастия размышлять над отвлеченными вопросами Толстой в те годы, о которых он рассказывает, в кругу своих близких и знакомых получил прозвище “философ”.

Во время учебы в Казанском университете он занимается философией уже профессионально. Толстой изучает здесь философию права, берет для разработки тему - сопоставление “Духа законов” Ш.Л.Монтескье и “Наказа” Екатерины II. Работа, которая осуществлялась в марте 1847 г., привела его к выводу, что идеями французского мыслителя императрица пользуется для прикрытия и оправдания государственного деспотизма.

Производя исследование, Толстой убеждается в том, что занятия философией трудно сочетать с тем уровнем, на котором она находится в учебных программах. В апреле 1847 г. он увольняется из университета с тем, чтобы работать самостоятельно. Впоследствии он постоянно противопоставлял собственную философию казенной, “профессорской”. Философского же творчества он никогда не оставлял. В 1861 г., когда его литературная деятельность шла к своему зениту, он так характеризует свой режим: “Каждое утро философское, вечер - художественное” (48, с. 82).

В 1863-1869 гг. Толстой создает свое величайшее произведение, публиковавшееся сначала частями, а затем полностью, роман “Войну и мир”. Это работа не только художника, но и мыслителя, философа. По структуре своей произведение это - единственное в своем роде. Тексты, созданные беллетристом и философом, чередуются между собой, образуют чересполосицу. Автор время от времени прерывает свой рассказ, чтобы порассуждать о причинах исторических событий, роли в них государственных деятелей и народных масс, о значении власти, высказать свое мнение о различных философско-исторических концепциях, созданных на сей счет, поднять вопрос о свободе и необходимости.

В издании 1873 г. Толстой, возможно, учитывая советы некоторых критиков, в частности Н.Н.Страхова, снял часть этих рассуждений, а из другой их части образовал особый трактат, ставший приложением к роману. В 1886 г. все эти философские фрагменты возвращаются на свои прежние места и впоследствии уже никогда не покидают их. В самом деле: взятые отдельно, не подкрепленные эмпирическим материалом, они воспринимаются несколько отвлеченно, абстрактно, а повествование, в свою очередь, лишается теоретических обобщений, позволяющих глубже вникнуть в суть развертывающегося действия. Собственно говоря, “Война и мир” - целостный философский роман, повествующий о происходящем то в образной, то в понятийной форме.

С конца 70-х - начала 80-х гг. философия становится для Толстого уже главным делом, хотя он, естественно, не оставляет и литературы. Его теперь, как об этом свидетельствует он сам, “больше всего занимает философия” (53, с. 232).

Таким образом, один из наиболее сильных умов человечества трудился в философской сфере более 60-ти лет.

Толстым написана целая серия философских монографий. Они фундаментальны и по содержанию, и по объему. От книги к книге он логически разрабатывает систему своих воззрений, вовлекает в орбиту рассмотрения новые пласты социальной действительности и общественного сознания, проверяет прежде высказанные соображения на материале, который осваивается вновь.

Толстой написал множество статей на философские темы, в которых или предварял монографическое освещение проблемы, или разъяснял и комментировал положения, высказанные ранее. Большое значение он придавал также дневнику, записным книжкам. Они предназначены не только для личного пользования. Многие тексты, в том числе философского характера, создавались для их последующей публикации. Еще при жизни Толстого из его дневников делались выписки, которыми пользовались лица, занимавшиеся распространением его воззрений. Интерес представляют и письма Толстого, содержащие его философские мнения или прямо адресованные философам. Философично в значительной своей части и его литературное творчество. Помимо суждений о сущности жизни, предназначении человека, ходе истории, выраженных в художественной форме, произведения его (не только “Война и мир”) содержат немало философем - в виде афоризмов, вставных фрагментов.

Летом 1881 г. Толстой завершил свою “Исповедь”, которая и положила начало его книгам, посвященным вопросам мировоззрения, философии, этики, эстетики, политики. Он писал в ней, что жизнь привилегированного круга опротивела ему, потеряла для него всякий смысл. Действия же трудящегося народа представились ему единым настоящим делом. Эта принципиальная установка и предопределила взгляды его по всем другим вопросам. Толстой говорил в связи с этим о пережитом им перевороте. Это не означает, однако, что он совершенно иначе стал смотреть на окружающий его социальный мир, оценивать его. Разрывы с прежней системой взглядов и обретения иной известны истории, в том числе русской. Ничего подобного с Толстым в конце 70-х - начале 80-х гг. не произошло. Говоря в “Исповеди” о совершившемся в нем перевороте, он подчеркивал, что переворот этот давно готовился и что задатки его всегда были ему свойственны. Переворот сводился не к отрицанию и разрыву, не к смене одного качества другим, а к переходу количественных накоплений в качественное состояние, неоформленного в оформленное, организации разрозненных и недостаточно выношенных идей в тщательно разработанную систему. Воззрения Толстого не распадаются на такие периоды, которые противоречили бы один другому. Время работало на один и тот же комплекс идей, усиливая его, а не на разные.

Еще в детстве и отрочестве будущий писатель и мыслитель сумел оценить трудовые навыки крестьян, их образный язык, народную песню. Толстой говорил позже, что русский мужик стал его “самой юной любовью”. Уже в ранних рассказах о деревне симпатии автора - неизменно на стороне крестьянина, а не помещика. В 1861-1862 гг., в период осуществления реформы, отменявшей крепостное право, Толстой являлся мировым посредником. К этому времени его репутация как человека, держащего сторону крестьян, утвердилась настолько, что это едва не помешало ему вступить в должность. Действия же его как посредника подтвердили худшие опасения владельцев окрестных имений. Обзор документальных материалов, связанных с разбором Толстым тяжб, которые возникали между помещиками и крестьянами, позволяет считать его “истинным народным заступником от грубого произвола помещиков и полицейских чинов”. И чем более проникался Толстой народными интересами, тем более убеждался в том, что хотя социальные условия, в которых находится крестьянин, крайне тяжелы, он умеет жить, трудиться, переносить несчастья, а когда приходит срок - достойно умирать.

Такой краеугольный камень толстовского учения, как неприятие насилия, также был заложен очень рано. В “Отрочестве” описаны его отношения с гувернером, склонным внести насилие в процесс воспитания, что привело к бурной сцене. “Едва ли этот случай, - считал Толстой, - не был причиной того ужаса и отвращения перед всякого рода насилием, которые я испытывал всю свою жизнь” (34, с. 396).

Представление о том, сколь рано зародился у Толстого религиозный скептицизм, также можно составить на основании того, что об этом рассказано им самим. Из “Отрочества” мы узнаем, что “первый шаг” на пути религиозных сомнений был сделан им в 14-летнем возрасте. Когда перед ним встали общие жизненные вопросы, стало выясняться, что религия не вписывается в его теоретические рассуждения. В “Исповеди” Толстой писал: “Я был крещен и воспитан в православной христианской вере. Меня учили ей и с детства, и во все время моего отрочества и юности. Но когда я 18-ти лет вышел со второго курса университета, я не верил уже ни во что из того, чему меня учили.

Судя по некоторым воспоминаниям, я никогда и не верил серьезно, а имел только доверие к тому, чему меня учили, и к тому, что исповедывали передо мной большие; но доверие это было очень шатко” (23, с. 1).

В дальнейшем, в процессе религиоведческих исследований, Толстой подвергал все более обстоятельному критическому рассмотрению основные догматы христианства, его конфессиональной разновидности - православия. Он приходил к заключению, что различные исторические религии, включая православную, не что иное, как суеверия. Правда, сам Толстой утверждал, что он отходит от церкви, чтобы лучше служить богу, а от извращенного христианства отказывается во имя истинного. Но под истинным христианством он понимал сумму нравственных заповедей, свойственных и другим религиям, и признавал не того бога, которых сотворил мир, а такого, который живет в сознании людей. Он полагал, что знать бога и нравственно жить - одно и то же.

Отвергая религии, известные истории, Толстой стремился поставить на их место свою собственную, синонимом которой являлась нравственность. Употребление понятия “религия” не в том значении, которое общепризнанно и общеупотребительно, создавало, конечно, предпосылки для недоразумений и фальсификаций. Толстой “религиозен” подобно Л.Фейербаху, Э.Геккелю, А.Эйнштейну или А.В.Луначарскому, также не отказывавшимся от самого термина “религия”, но дававшим ему произвольное толкование, вкладывавшим в него иной, отличный от принятого, смысл.

Работа, имеющая отношение к философии, велась Толстым целеустремленно, без каких-либо особых зигзагов. Он отдавал ей не только много времени, но и сил.

Так, противопоставляя свои взгляды традиционному христианству, Толстой, как говорит об этом он сам, “долго трудился”, “выучил богословие, как хороший семинарист” (23, с. 62). Изучив различные катехизисы, послания восточных патриархов, он обратился к сочинениям Петра Могилы, Иоанна Дамаскина, современного ему русского богослова Макария (М.П.Булгакова)... Исследуя “Библию”, он пользовался еврейскими, греческими и латинскими текстами, равно как немецкими, французскими, английскими и русскими переводами, выявлял разночтения, делал новые переводы. Чтобы составить себе полное представление о православии, он встречался с Макарием, другими теологами, посещал Троице-Сергиеву и Киево-Печерскую лавры, Оптину пустынь, беседовал с монахами.

Даже создание книги по эстетике, предмету ему наиболее близкому (“Что такое искусство?”), потребовало от него 15-ти лет труда и поиска, размышлений, бесед с писателями, музыкантами, художниками и критиками, проб пера по некоторым частным аспектам темы.

Его сочинения, в которых поднимались проблемы философии, как это и вообще характерно для Толстого, готовились тщательно, неоднократно переделывались на стадии рукописей и набора, так что подготовительные их варианты могут во много раз превосходить текст самой публикации.

За свою долгую жизнь Толстой приобрел огромную философскую эрудицию. Он был знаком со всей философской классикой - от авторов древности до К.Маркса и Ф.Ницше. В ранний период своего философского развития он испытывал сильное влияние Ж.Ж.Руссо. Толстой считал его своим учителем. Он прочел все написанное Руссо, включая его переписку и “Музыкальный словарь”. К творческому наследию Руссо Толстой обращался и позже. В произведениях французского философа его привлекали мысли о равенстве людей, единении человека с природой, критическое отношение к цивилизации, городской жизни. Из мыслителей Запада, помимо Руссо, он особенно выделял И.Канта, А.Шопенгауэра, Б.Спинозу. Л.Фейербаха Толстой находил превосходным, говорил, что он его увлек, советовал перевести на русский язык “Сущность христианства”. Р.Оуэну и П.Ж.Прудону он противопоставлял К.Маркса, подчеркивая, что “Маркс старался найти научные основания для социализма”.

Многих русских философов Толстой знал не только по их произведениям, но и лично. Он поддерживал дружеские отношения с Ю.Ф.Самариным, Н.Н.Страховым, Н.Я.Гротом, был знаком с А.С.Хомяковым, Н.Г.Чернышевским, К.Н.Леонтьевым, В.С.Соловьевым, Н.Ф.Федоровым, П.Д.Юркевичем, Б.Н.Чичериным и др. Но не все они были равнозначны для Толстого. “Никто из русских, - говорил он, - не имел на меня, для моего духовного направления, воспитания такого влияния, как славянофилы, весь их строй мыслей, взгляд на народ: Аксаковы - отец и Константин, Иван - менее, Самарин, Киреевские, Хомяков”. Особенно ценил он сочинения Хомякова. Д.П.Maкoвицкий, секретарь и врач Толстого, один из наиболее близких к нему людей, так передает свои впечатления от беседы с ним о славянофилах: “О славянофилах Л.H. говорил с воодушевлением, с таким уважением, с каким при мне он не говорил ни о ком, кроме как о русском народе”.

Будучи в 1861 г. в Лондоне, Толстой неоднократно посещал А.И.Герцена. Эти встречи навсегда запомнились ему и вынес он из них немало. О Герцене, беседах с ним, прочитанных его произведениях Толстой с теплым чувством вспоминал до последних дней своей жизни. Высоко ставил Толстой, как философа, К.Н.Леонтьева. Родственным по духу мыслителями находил он Ф.М.Достоевского и П.А.Кропоткина, хотя ни с тем, ни с другим не был знаком лично.

Толстой был одним из немногих русских литераторов, которые обратили внимание на творчество народных теоретиков. “За всю мою жизнь, - писал он, - два русских мыслящих человека имели на меня большое нравственное влияние и обогатили мою мысль и уяснили мне мое миросозерцание. Люди эти были не русские поэты, ученые, проповедники, - это были два живущие теперь замечательные человека, оба всю свою жизнь работавшие мужицкую работу, - крестьяне Сютаев и Бондарев” (25, с. 386).

В.К.Сютаев - крестьянин деревни Шевелино Тверской губернии - свои взгляды излагал устно. Он порвал с церковью, порицал собственность и насилие, прославлял братство и любовь. Известность его вышла далеко за пределы деревни, в которой он жил. В октябре 1881 г. Толстой посетил Сютаева в Шевелино, а в январе 1882 г. Сютаев приехал в Москву и остановился в его доме. Бывал он у Толстого и в дальнейшем. С Т.М.Бондаревым, сосланным в Сибирь (в деревню Иудино Енисейской губернии), Толстой не встречался, но читал его рукописное сочинение “Трудолюбие и тунеядство, или Торжество земледельца”. “Основная мысль Бондарева та, - считал Толстой, - что закон этот (закон о том, что человек, чтобы жить, должен работать), признаваемый до сих пор как необходимость, должен быть признан как благой закон жизни, обязательный для каждого человека” (25, с. 466). В 18865 г. Толстой вступил с Бондаревым в переписку, которая продолжалась вплоть до смерти последнего в 1898 г.

Учение Л.Н. Толстого


1. Историко-философские основы мировоззрения Л. Толстого (Руссо, Кант, Шоленгауэр)


Лев Николаевич Толстой (1828-1910) является не только выдающимся художником-писателем мирового значения, но и глубоким мыслителем-философом второй половины 19 - начала 20 века.

Точка зрения, сложившаяся под влиянием статей В.И. Ленина и ставшая господствующей в советское время, согласно которой Л.Н. Толстой велик как художник, но «слаб» как мыслитель, является неверной. Признание величия Л.Н. Толстого как мыслителя не означает, однако, утверждения о том, что все философские идеи мыслителя сохраняют свою актуальность в современных условиях, что они целиком оправданы с позиций современной философии. Величие Толстого-философа - прежде всего в глубине постановки проблем, замечательной способности исследовать ту или иную идею во всей её полноте, совокупности всех возможных следствий. Без преувеличения можно сказать, что Л.Н. Толстой всю свою жизнь провёл в неустанных философских исканиях. Как и многими другими русскими мыслителями, им двигало могучее стремление к истине, добру и справедливости. Он был воодушевлён поиском идеала - образа совершенной жизни и совершенного общественного устройства. С громадной силой, искренностью и глубиной он поставил ряд вопросов, касающихся основных черт политического и общественного развития современной ему эпохи.

Сам Л.Н. Толстой считал себя не имеющим «профессионального отношения к философии». Вместе с тем в «Исповеди» он писал о том, что философия всегда интересовала его, и ему нравилось следить за напряженным и стройным ходом мыслей, при котором все сложные явления мира сводились к чему-либо единому.

В течение жизни Л.Н. Толстой испытывал на себе влияние идей различных философов. Особенно сильным было влияние И. Канта, А. Шопенгауэра, восточных мудрецов Конфуция и Лао-цзы, буддизма.

Своим учителем в области философии Л.Н. Толстой считал Жан-Жака Руссо. Он был страстно увлечён его идеями, которые оказали решающее влияние на формирование духовного облика и мировоззрения Л.Н. Толстого, на всё его последующее творчество. О значении Ж.-Ж. Руссо для Л.Н. Толстого свидетельствуют слова, написанные в зрелый период жизни: «Я прочёл всего Руссо, все двадцать томов, включая «Словарь музыки». Я более чем восхищался им, я боготворил его. В пятнадцать лет я носил на шее медальон с его портретом вместо нательного креста. Многие страницы его так близки мне, что мне кажется, я их написал сам». Многие исследователи говорят не просто о влиянии Ж.-Ж. Руссо на Л.Н. Толстого, а о конгениальности двух мыслителей - поразительном совпадении духовного настроя великого женевца и русского писателя-философа, живших в разных странах и в совершенно разные эпохи. От Руссо Л.Н. Толстой воспринял культ естественности, недоверчивое и подозрительное отношение к современности, которое переходило у него в критику всякой культуры вообще.

Разделяя убеждение Руссо о «естественном человеке», который выходит прекрасным из рук природы и затем развращается в обществе, Л.Н. Толстой размышляет о том, каким путем нравственно требовательный человек может преодолеть пагубное воздействие окружающей социальной среды.

Близок к философии Руссо и взгляд Л.Н. Толстого на природу и отношение человека к ней. Природа выступает в его представлении как нравственный руководитель, указывающий человеку естественный и простой путь личного и общественного поведения. В связи с этим он резко противопоставляет «естественные» законы природы и «искусственные» законы общества. Сильный, непосредственный и искренний протест против общественной лжи и фальши трансформируется в отрицание прогресса и утверждение тезиса о том, что признание цивилизации благом уничтожает инстинктивное, первобытное стремление к добру человеческой натуры.

Не без влияния Ж.-Ж. Руссо Л.Н. Толстой уже в ранних произведениях высказывает критические замечания относительно капиталистической цивилизации, противоречия которой он не мог не заметить во время двух продолжительных заграничных путешествий. Философский трактат Л.Н. Толстого «О цели философии» всецело находится в русле этих идей. Как человек может достичь счастья и благосостояния - вот, по мнению Л.Н. Толстого, главный вопрос философии. В чем смысл жизни и каково его назначение - это те проблемы, над разрешением которых должна трудиться философская мысль.

В одном из философских размышлений великий русский писатель и мыслитель выступает как решительный противник рационализма Р. Декарта с его тезисом «Мыслю, следовательно, существую». Вместо декартова «cogito» Л.Н. Толстой считает необходимо поставить «volo», т.е. желаю, чувствую.

Надо сказать, Толстой весьма высоко ценил философию Шопенгауэра, разбирался в тончайших нюансах мысли немецкого философа и этот след можно проследить во всех сочинениях Льва Николаевича, относящихся к позднему периоду его творчества.

Во всех случаях Л.Н. Толстого интересовали прежде всего этические аспекты философских систем.

Необходимо также отметить влияние на формирование философских взглядов Л.Н. Толстого представлений Л. Фейербаха о человеке и роли любви в его жизни.

В целом философия Л. Толстого может быть охарактеризована термином «панморализм». Это означает, что все явления он рассматривал и оценивал исключительно с позиций морали. Ни одно явление не могло быть им оценено положительно, если оно не отвечало нравственной потребности, не служило самым непосредственным образом нравственному воспитанию человека и человечества. Всё, что оторвалось от добра, непосредственно не служит нравственности, Л.Н. Толстым решительно осуждается и отбрасывается.

В области философской антропологии Л.Н. Толстой отправляется от осуждения эгоизма. Однако в своём осуждении эгоизма он заходит столь далеко, что вплотную подходит к имперсонализму, т.е. к отрицанию всякого положительного значения личности и личного начала. Отдельность личности, отдельность индивидуального человеческого существования, по Толстому, есть всего лишь иллюзия, порождённая телесностью человека. поэтому личное начало в человеке связывается мыслителем прежде всего с телесностью, с животными проявлениями человеческой натуры. Именно животные проявления и страсти лежат в основе эгоистических наклонностей человека. Человек же как духовное, нравственное существо не только связан тысячами нитей с другими людьми и всем миром, но составляет с ними единое целое, неразложимое на части. Задача человека состоит в том, чтобы найти путь к единению с миром, преодолеть стремление к индивидуальному существованию. Индивидуальная воля в своей основе порочна, поскольку коренится в животной, и следовательно, эгоистической природе человека.

В свою очередь, учение Л. Толстого оказало значительное влияние на формирование этики ненасилия. В частности, идеи отказа от насилия как средства борьбы с угнетением были созвучны М. Ганди, который считал Л.Н. Толстого своим единомышленником и учителем, находился с ним в переписке и высоко ценил его литературные и философские произведения.


2. Учение Л. Толстого и его религиозно-утопическая сущность


Вера как нравственная основа жизни человека.

С точки зрения Л. Толстого, то бесконечное, бессмертное начало, в сопряжении с которым жизнь только и обретает смысл, называется Богом. И ничего другого о Боге с достоверностью утверждать нельзя. Разум может знать, что существует Бог, но он не может постичь самого Бога. Поэтому Толстой решительно отвергал церковные суждения о Боге, триединстве, творении мира в шесть дней, легенды об ангелах и дьяволах, грехопадении человека, непорочном зачатии и т.п., считая все это грубыми предрассудками. Любое содержательное утверждение о Боге, даже такое, что он един, противоречит самому себе, ибо понятие Бога по определению означает то, что нельзя определить. Для Толстого понятие Бога было человеческим понятием, которое выражает то, что мы, люди, можем чувствовать и знать о Боге, но никак не то, что Бог думает о людях и мире. В нем, в этом понятии, как его понимает Толстой, не было ничего таинственного, кроме того, что оно обозначает таинственное основание жизни и познания. Бог - причина познания, но никак не его предмет. «Так как понятие Бога не может быть иное, как понятие начала всего того, что познает разум, то очевидно, что Бог, как начало всего, не может быть постижим для разума. Только идя по пути разумного мышления, на крайнем пределе разума можно найти Бога, но, дойдя до этого понятия, разум уже перестает постигать». Знание о Боге Толстой сравнивает со знанием бесконечности числа. И то, и другое безусловно предполагается, но не поддается определению. «К несомненности знания бесконечного числа я приведен сложением, к несомненности знания Бога я приведен вопросом: откуда я?».

Идея Бога как предела разума, непостижимой полноты истины задает определенный способ бытия в мире, когда человек сознательно ориентирован на этот предел и полноту. Это и есть свобода. Свобода - сугубо человеческое свойство, выражение срединности его бытия. «Человек был бы несвободен, если бы он не знал никакой истины, и точно так же не был бы свободен и даже не имел бы понятия о свободе, если бы вся истина, долженствующая руководить его в жизни, раз навсегда, во всей чистоте своей, без примеси заблуждений была бы открыта ему». Свобода и состоит в этом движении от темноты к свету, от низшего к высшему, «от истины, более смешанной с заблуждениями, к истине, более освобожденной от них». Ее можно определить как стремление руководствоваться истиной.

Свобода не тождественна произволу, простой способности действовать по прихоти. Она всегда связана с истиной. По классификации Толстого, существуют истины троякого рода. Во-первых, истины, которые уже стали привычкой, второй натурой человека. Во-вторых, истины смутные, недостаточно проясненные. Первые уже не со всем истины. Вторые еще не совсем истины. Наряду с ними есть третий ряд истин, которые, с одной стороны, открылись человеку с такой ясностью, когда он их не может обойти и должен определить свое к ним отношение, а с другой стороны, не стали для него привычкой. По отношению к истинам этого третьего рода и обнаруживается свобода человека. Здесь важно и то, что речь идет об истине ясной, и то, что речь идет об истине более высокой по сравнению с той, которая уже освоена в жизненной практике. Свобода есть сила, позволяющая человеку идти по пути к Богу.

Но в чем состоят это дело и этот путь, какие обязанности вытекают для человека из его принадлежности к Богу? Признание Бога как начала, источника жизни и разума ставит человека в совершенно определенное отношение к нему, которое Толстой уподобляет отношению сына к отцу, работника к хозяину. Сын не может судить отца и не способен понять полностью смысл его указаний, он должен следовать воле отца и только по мере послушания отцовской воле постигает, что она имеет для него благотворный смысл, хороший сын - любящий сын, он действует не так, как сам хочет, а так, как хочет отец и в этом, в выполнении воли отца, видит свое предназначение и благо. Точно так же работник потому является работником, что он послушен хозяину, выполняет его распоряжения, - ибо только хозяин знает, для чего нужна его работа, хозяин не только придает смысл усилиям работника, он еще и кормит его; хороший работник - работник, который понимает, что его жизнь и благо зависят от хозяина, и относится к хозяину с чувством самоотверженности, любви. Отношение человека к Богу должно быть таким же: человек живет не для себя, а для Бога. Только такое понимание смысла собственной жизни соответствует действительному положению человека в мире, вытекает из характера его связанности с Богом. Нормальное, человеческое отношение человека к Богу есть отношение любви. «Сущность жизни человеческой и высший закон, долженствующий руководить ею, есть любовь».

Но как любить Бога и что значит любить Бога, если мы о Боге ничего не знаем и знать не можем, кроме того, что он существует? Да, не известно, что такое Бог, не известны его замыслы, его заповеди. Однако, известно, что, во-первых, в каждом человеке есть божественное начало - душа, во-вторых, существуют другие люди, которые находятся в одинаковом отношении к Богу. И если у человека нет возможности непосредственно общаться с Богом, то он может сделать это косвенно, через правильное отношение к другим людям и правильное отношение к самому себе.

Правильное отношение к другим людям определяется тем, что надо любить людей как братьев, любить всех, без каких-либо изъятий, независимо от каких бы то ни было мирских различий между ними. Перед Богом теряют какой бы то ни было смысл все человеческие дистанции между богатством и бедностью, красотой и безобразием, молодостью и дряхлостью, силой и убожеством и т.д. Необходимо ценить в каждом человеке достоинство божественного происхождения. «Царство Бога на земле есть мир всех людей между собою», а мирная, разумная и согласная жизнь возможна только тогда, когда люди связаны одинаковым пониманием смысла жизни, единой верою.

Правильное отношение к себе кратко можно определить как заботу о спасении души. «В душе человека находятся не умеренные правила справедливости, а идеал полного, бесконечного божеского совершенства. Только стремление к этому совершенству отклоняет направление жизни человека от животного состояния к божескому настолько, насколько это возможно в этой жизни». С этой точки зрения не имеет значения реальное состояние индивида, ибо какой бы высоты духовного развития он не достиг, она, эта высота, является исчезающе ничтожной по сравнению с недостижимым совершенством божественного идеала. Какую бы конечную точку мы ни взяли, расстояние от нее до бесконечности будет бесконечным. Поэтому показателем правильного отношения человека к себе является стремление к совершенству, само это движение от себя к Богу. Более того, «человек, стоящий на низшей ступени, подвигаясь к совершенству, живет нравственнее, лучше, более исполняет учение, чем человек, стоящий на гораздо более высокой ступени нравственности, но не подвигающийся к совершенству». Сознание степени несоответствия с идеальным совершенством - таков критерий правильного отношения к себе. Поскольку реально эта степень несоответствия всегда бесконечна, то человек тем нравственнее, чем полнее он осознает свое несовершенство.

Если брать эти два отношения к Богу - отношение к другим и отношение к себе, - то исходным и основополагающим, с точки зрения Толстого, является отношение к себе. Нравственное отношение к себе как бы автоматически гарантирует нравственное отношение к другим. Человек, сознающий, как бесконечно он далек от идеала, есть человек, свободный от суеверия, будто он может устроить жизнь других людей. Забота человека о чистоте собственной души является источником нравственных обязанностей человека по отношению к другим людям, государству и т.д.

Понятия Бога, свободы, добра связывают конечное человеческое бытие с бесконечностью мира. «Все эти понятия, при которых приравнивается конечное к бесконечному и получается смысл жизни, понятия Бога, свободы, добра, мы подвергаем логическому исследованию. И эти понятия не выдерживают критики разума». Они уходят содержанием в такую даль, которая только обозначается разумом, но не постигается им. Они даны человеку непосредственно и разум не столько обосновывает эти понятия, сколько проясняет их. Только добрый человек может понять, что такое добро. Чтобы разумом постигнуть смысл жизни, надо, чтобы сама жизнь того, кто владеет разумом, была осмысленной. Если это не так, если жизнь бессмысленна, то разум не имеет предмета для рассмотрения, и он в лучшем случае может указать на эту беспредметность.

Однако возникает вопрос: «Если нельзя знать, что такое бесконечное и соответственно Бог, свобода, добро, то как можно быть бесконечным, божественным, свободным, добрым?» Задача соединения конечного с бесконечным не имеет решения. Бесконечное потому и является бесконечным, что его нельзя ни определить, ни воспроизвести. Л.Н. Толстой в послесловии к «Крейцеровой сонате» говорит о двух способах ориентации в пути: в одном случае ориентирами правильного направления могут быть конкретные предметы, которые последовательно должны встретиться на пути, во втором случае верность пути контролируется компасом. Точно так же существует два разных способа нравственного руководства: первый состоит в том, что дается точное описание поступков, которые человек должен делать или которых он должен избегать, второй способ заключается в том, что руководством для человека является недостижимое совершенство идеала. Подобно тому как по компасу можно определить только степень отклонения от пути, точно так же идеал может стать лишь точкой отсчета человеческого несовершенства. Понятия Бога, свободы, добра, раскрывающие бесконечный смысл нашей конечной жизни, и есть тот самый идеал, практическое назначение которого - быть укором человеку, указывать ему на то, чем он не является.

Нравственно-религиозный прогресс в сознании человека - двигатель истории.

Л.Н. Толстого волновал вопрос о том, каков ход истории и может ли человек строить какие-либо планы по переустройству общества. По мнению Л.Н. Толстого в истории реализуется некоторая цель, независимая от человека. Такая позиция называется провиденциализмом. Толстой убеждён, что «никто не может знать ни тех законов, по которым изменяется жизнь народов, ни той наилучшей формы жизни, в какую должно сложиться современное общество». Иную позицию он называл «суеверием устроительства». От него один шаг до признания насилия как необходимой меры в истории. «Одни люди, составив себе план о том, как, по их мнению, желательно и должно быть устроено общество, имеют право и возможность устраивать по этому плану жизнь других людей». Наличие такого слоя распорядителей, которые посредством насилия устроят новый строй, приведет к деспотизму хуже капиталистического, ибо есть сотня способов извратить схему. Революция и гражданская война 17-21 годов в России показали, как был прав Л.Н. Толстой.

Осуществлению божественного замысла в истории человек может и должен содействовать. В качестве ответа на традиционный русский вопрос «Что делать?» Толстой предложил идею ненасилия и теорию непротивления злу насилием. Вопрос «Что делать?» нужно решать в отношении себя, а не других. Всякое насилие недопустимо. Смысл человеческой жизни заключается не в переделывании других людей, а в культивировании в самом себе хорошего, человеческого. Не делать того, что противно Богу, любить, желать другому добра. Каждый из нас, делающий добро, придаёт миру новый облик. Толстой уверен, что «как только любовь к ближнему станет для каждого человека естественной, новые условия христианской жизни образуются сами собой».

Как считает Л.Н. Толстой, суть нравственного идеала наиболее полно выражена в учении Иисуса Христа. При этом для Толстого Иисус Христос не является Богом или сыном Бога, он считает его реформатором, разрушающим старые и дающим новые основы жизни. Толстой, далее, видит принципиальную разницу между подлинными взглядами Иисуса, изложенными в Евангелиях, и их извращением в догмах православия и других христианских церквей.

«То, что любовь есть необходимое и благое условие жизни человеческой, было признаваемо всеми религиозными учениями древности. Во всех учениях: египетских мудрецов, браминов, стоиков, буддистов, таосистов и др., дружелюбие, жалость, милосердие, благотворительность и вообще любовь признавались одною из главных добродетелей». Однако только Христос возвысил любовь до уровня основополагающего, высшего закона жизни.

Как высший, основополагающий закон жизни, любовь является единственным нравственным законом. Закон любви - не заповедь, а выражение самой сущности христианства. Это - вечный идеал, к которому люди будут бесконечно стремиться. Иисус Христос не ограничивается прокламацией идеала. Наряду с этим он дает заповеди.

В толстовской интерпретации таких заповедей пять:

Не гневайся; 2. Не оставляй жену; 3. Не присягай никогда никому и ни в чем; 4. Не противься злому силой; 5. Не считай людей других народов своими врагами.

Заповеди Христа - «все отрицательные и показывают только то, чего на известной ступени развития человечества люди могут уже не делать. Заповеди эти суть как бы заметки на бесконечном пути совершенства…». Они не могут не быть отрицательными, поскольку речь идет об осознании степени несовершенства. Они - не более, чем ступень, шаг на пути к совершенству. Они составляют в совокупности такие истины, которые не вызывают сомнений, но еще не освоены практически. Для современного человека они уже являются истинами, но еще не стали повседневной привычкой. Человек уже смеет так думать, но еще не способен так поступать. Поэтому они, эти возвещенные Иисусом Христом истины, являются испытанием свободы человека.

По мнению Толстого, главной из пяти заповедей является четвертая: «Не противься злому», налагающая запрет на насилие. Древний закон, осуждавший зло и насилие в целом, допускал, что в определенных случаях они могут быть использованы во благо - как справедливое возмездие по формуле «око за око». Иисус Христос отменяет этот закон. Он считает, что насилие не может быть благом никогда, ни при каких обстоятельствах. Запрет на насилие является абсолютным. Не только на добро надо отвечать добром. И на зло надо отвечать добром.

Отрицание власти

Толстой был крайним анархистом, врагом всякой государственности по морально-идеалистическим основаниям. Он отверг государство, как основанное на жертвах и страданиях, и видел в нем источник зла, которое для него сводилось к насилию. Толстовский анархизм, толстовская вражда к государству также одержали победу в русском народе. Толстой оказался выразителем антигосударственных, анархических инстинктов русского народа. Он дал этим инстинктам морально-религиозную санкцию. И он один из виновников разрушения русского государства. Также враждебен Толстой всякой культуре. Культура для него основана на неправде и насилии, в ней источник всех зол нашей жизни. Человек по природе своей естественно добр и благостен и склонен жить по закону Хозяина жизни. Возникновение культуры, как и государства, было падением, отпадением от естественного божественного порядка, началом зла, насилием. Толстому было совершенно чуждо чувство первородного греха, радикального зла человеческой природы, и потому он не нуждался в религии искупления и не понимал ее. Он был лишен чувства зла, потому что лишен был чувства свободы и самобытности человеческой природы, не ощущал личности. Он был погружен в безличную, нечеловеческую природу и в ней искал источников божественной правды. И в этом Толстой оказался источником всей философии русской революции. Русская революция враждебна культуре, она хочет вернуть к естественному состоянию народной жизни, в котором видит непосредственную правду и благостность. Русская революция хотела бы истребить весь культурный слой наш. утопить его в естественной народной тьме. И Толстой является одним из виновников разгрома русской культуры. Он нравственно подрывал возможность культурного творчества, отравлял истоки творчества. Он отравил русского человека моральной рефлексией, которая сделала его бессильным и неспособным к историческому и культурному действию. Толстой настоящий отравитель колодцев жизни. Толстовская моральная рефлексия есть настоящая отрава, яд, разлагающий всякую творческую энергию, подкапывающий жизнь. Эта моральная рефлексия ничего общего не имеет с христианским чувством греха и христианской потребностью в покаянии. Для Толстого нет ни греха, ни покаяния, возрождающего человеческую природу. Для него есть лишь обессиливающая, безблагодатная рефлексия, которая есть обратная сторона бунта против божественного миропорядка. Толстой идеализировал простой народ, в нем видел источник правды и обоготворял физический груд, в котором искал спасения от бессмыслицы жизни. Но у него было пренебрежительное и презрительное отношение ко всякому духовному труду и творчеству. Все острие толстовской критики всегда было направлено против культурного строя. Эти толстовские оценки также победили в русской революции, которая возносит на высоту представителей физического труда и низвергает представителей труда духовного. Толстовское народничество, толстовское отрицание разделения труда положены в основу моральных суждений революции, если только можно говорить о ее моральных суждениях. Поистине Толстой имеет не меньшее значение для русской революции, чем Руссо имел для революции французской. Правда, насилия и кровопролития ужаснули бы Толстого, он представлял себе осуществление своих идей иными путями. Но ведь и Руссо ужаснули бы деяния Робеспьера и революционный террор. Но Руссо так же несет ответственность за революцию французскую, как Толстой за революцию русскую. Я даже думаю, что учение Толстого было более разрушительным, чем учение Руссо. Это Толстой сделал нравственно невозможным существование Великой России. Он много сделал для разрушения России. Но в этом самоубийственном деле он был русским, в нем сказались роковые и несчастные русские черты. Толстой был одним из русских соблазнов.

Считая всякую власть злом, Толстой отрицал необходимость государства, отвергал насильственные методы преобразования общества. Упразднить государство он предлагал путем отказа каждого от выполнения общественных и государственных обязанностей.

Власть как институт есть неискоренимое зло, и Толстой в своей теории отказывается от государства, предлагая заменить его своеобразной анархической системой, а именно, организацией земледельческих общин, состоящих из нравственно совершенствующихся людей. В системе мировоззренческих координат главной чертой или, лучше сказать, доминантой поведения должен служить полный отказ от насилия ни смотря ни на что. Так писатель пришел к своему знаменитому тезису «о непротивлении злу насилием». Теорию непротивления злу насилием очень часто трактуют упрощенно: ударили по левой щеке - подставь правую. Такая позиция вряд ли удовлетворить любого разумного человека. Но не к этому призывает Толстой. Его теория - это теория не ничегонеделания, а делания с собой, усилия в отношении себя по культивированию добра в самом себе. Призвание человека в этом мире исполнять свои человеческие обязанности, а не переустраивать мир. Ответственность человек несет перед Богом и своей совестью, а не перед историей или последующими поколениями, как думал Ленин.

Революционная большевистская традиция находится в явной оппозиции к размышлениям Толстого. Абсолютная истина, открытая наиболее продвинутыми членами общества, должна быть претворена в жизнь. И беда тех людей, которые не могут принять эту истину. Но их счастье в том, что к счастливой жизни их приведут другие, наиболее ответственные члены общества. Жертвы неизбежны, но лес рубят - щепки летят. Большевики ориентировались на идеал преобразования общества, Толстой призывал к открытию «царства божия внутри нас».


Литература

толстой религиозный мировоззрение власть

1.Бердяев Н.А. О русских классиках. - М., 1993.

2.Берлин И. История свободы. Россия. - М.: Новое литературное обозрение, 2001. - 544 с.

.Введение в философию. В 2-х томах. Том 1. - М., 1990.

.Гаврюшин Н.К. Русская философия и религиозное сознание // Вопросы философии. -1994. - . №1.

.Гусейнов А.А. Великие моралисты. - М., 1995.

.Гусейнов А.А. Понятия насилия и ненасилия // Вопросы философии. -1994. - . №6.

7.Зеньковский В.В. История русской философии. - Л., 1991.

8.История философии. Том 4. - М., 1959.

.История философии в СССР в пяти томах. Том 3. - М., 1968.

.Кантор В.К., Киселёва М.С.Л.Н. Толстой, «руссоизм», русская культура // Философские науки. - 1991. - №9.

.Карасёв Л.В. Толстой и мир // Вопросы философии. - 2001. - №1.

.Ленин В.И.Л.Н. Толстой как зеркало русской революции. // Ленин В.И. Полн. собр. соч. Т. 16.

.Луначарский А.В. О Толстом. Сборник статей. - М., 1928.

.Мартынов А. О судьбах русской философской культуры // Вопросы философии. - 2002. - №10.

.Монин М.А. Толстой и Фет. Два прочтения Шопенгауэра // Вопросы философии. - 2001. - №3.

.Назаров В.Н. Метафоры непонимания: Л.Н. Толстой и Русская Церковь в современном мире // Вопросы философии. -1991. - . №8.


Репетиторство

Нужна помощь по изучению какой-либы темы?

Наши специалисты проконсультируют или окажут репетиторские услуги по интересующей вас тематике.
Отправь заявку с указанием темы прямо сейчас, чтобы узнать о возможности получения консультации.

Лев Николаевич Толстой (1821 — 1910) велик и как писатель, и как мыслитель. Стоит заметить, что он выступает родоначальником концепции ненасилия. Его учение получило название толстовства. Суть ϶ᴛᴏго учения нашла отражение во многих его произведениях. У Толстого имеются и собственные философские сочинения: “Исповедь”, “В чем моя вера?”, “Путь жизни” и др.

Толстой с огромной силой нравственного осуждения подверг критике государственные учреждения, суд, экономику . При этом критика эта была противоречивой. Стоит заметить, что он отрицал революцию как метод решения социальных вопросов. Историки философии полагают, что “заключая в себе некᴏᴛᴏᴩые элементы социализма (стремление создать на месте помещичьего землевладения и полицейски-классового государства общежитие ϲʙᴏбодных и равноправных крестьян, учение Толстого вместе с тем идеализировало патриархальный строй жизни и рассматривало исторический процесс с позиции “вечных”, “изначальных” понятий нравственного и религиозного сознания человечества”.

Толстой считал, что избавление от насилия, на кᴏᴛᴏᴩом держится современный мир, возможно на путях непротивления злу насилием, на базе полного отказа от какой-либо борьбы, а также на базе нравственного самосовершенствования каждого отдельного человека. Стоит заметить, что он подчеркивал: “Только непротивление злу насилием приводит человечество к замене закона насилия законом любви”.

Считая власть злом , Толстой пришел к отрицанию государства. Но упразднение государства, по его мнению, не должно осуществляться путем насилия, а посредством мирного и пассивного уклонения членов общества от каких бы-то ни было государственных обязанностей и должностей, от участия в политической деятельности. Материал опубликован на http://сайт
Идеи Толстого имели широкое хождение. Важно заметить, что одновременно их критиковали справа и слева. Справа Толстого критиковали за критику в адрес церкви. Слева — за пропаганду терпеливой покорности властям. Критикуя Л. Н. Толстого слева, В. И. Ленин находил в философии писателя “кричащие” противоречия. Так, в работе “Лев Толстой как зеркало русской революции” Ленин отмечает, что у Толстого “
С одной точки зрения, беспощадная критика капиталистической эксплуатации, разоблачение правительственных насилий, комедии суда и государственного управления, вскрытие всей глубины противоречий между ростом богатства и завоеваниями цивилизации и ростом нищеты, одичалости и мучений рабочих масс; с другой стороны, — юродивая проповедь “непротивления злу” насилием”.

Идеи Толстого во время революции осуждались революционерами, так как адресовались они всем людям, включая и их самих. При всем этом, являя революционное насилие по отношению к сопротивляющимся революционным преобразованиям, сами обагренные чужой кровью революционеры желали, ɥᴛᴏбы насилие не проявлялось по отношению к ним самим. В данной связи не удивительно, что не прошло и десяти лет после революции, как было предпринято издание полного собрания сочинений Л. Н. Толстого. Объективно идеи Толстого способствовали обезоруживанию тех, кто подвергался революционному насилию.

При этом навряд ли правомерно осуждать за ϶ᴛᴏ писателя. Многие люди испытали благотворное влияние идей Толстого. Среди последователей учения писателя-философа был Махатма Ганди. К числу поклонников его таланта относился и американский писатель У. Э. Хоуэлс, кᴏᴛᴏᴩый повествовал: “Толстой — величайший писатель всех времен, уже хотя бы потому, что его творчество более других проникнуто духом добра, и сам он никогда не отрицает единства ϲʙᴏей совести и ϲʙᴏего искусства”.

Главное
Какая самая лучшая совместимость знаков зодиака по годам и месяцам
Какая самая лучшая совместимость знаков зодиака по годам и месяцам
Арсеньев владимир клавдиевич Послышался шум будто налетел ураган
Арсеньев владимир клавдиевич Послышался шум будто налетел ураган
Рецепт домашней варёной солёной карамели
Рецепт домашней варёной солёной карамели
Что такое депозит и для чего он нужен
Что такое депозит и для чего он нужен
Ирина смородова - толкователь снов печорской целительницы марии федоровской Когда снятся вещие сны
Ирина смородова - толкователь снов печорской целительницы марии федоровской Когда снятся вещие сны